Дмитрий Калюжный - Житие Одинокова

Пошли за едой. По дороге дед, ухватившись за вопрос Золотницкого про Сенино и её бывшего владельца, рассказывал им страшные истории.

— Папаша Григория Петровича Апраксина, Пётр Михалыч, итить его мать, овдовел. Сам Григорий Петрович уже взрослый был, в генералы вышел, и сын его прожигал папашины деньги за границей. Старику было за семьдесят, а нацелился он жениться на молоденькой. А в Дамиановке — она тогда ещё не утопла в болоте — владелец её, не помню фамилии, совсем обеднел, продувшись в карты. Была у него дочечка лет этак пятнадцати. И вот, когда дворянчик этот бедный торговался с графом, чтобы продать тому имение, Пётр Михалыч и предложи: заплачу, говорит, и оставлю тебе деревеньку на проживание, если дочечку отдашь за меня замуж. Дворянчик так и оцепенел; он был моложе даже графского сына, Григория Петровича! А вот те на: взять в зятья старика этакого.

— Минуточку, — попросил Золотницкий. — Я чего-то запутался, кто кого старше.

— Чего там путаться! Старик-папаша старше своего сына.

— Это понятно.

— Сын старше дворянчика, у которого дочь. А её хочет взять в жёны этот пень. А она моложе его в пять раз.

— Вот они, ужасы царизма.

— Ты погодь, ужасы впереди. Поладили они, короче. Дворянчик поехал домой. Едет, думает, как бы ему жену на это дело уговорить. И вдруг — не доезжая до дома, видит он свою дочь. Кидается она к нему и голосит: «Папаша, не отдавайте меня за старика!» — «А ты откуда знаешь?» — «А мне было явление Пресвятой Богородицы, она строго-настрого запретила идти за старика». — «Да мы уж по рукам ударили! Моё слово дворянской чести! Тра-ля-ля, тра-ля-ля…» — короче, ему и Богородица не указ.

— А как она явилась-то ей? — поинтересовался Василий.

— Кто?

— Богородица.

— Кто ж скажет. Свидетелей не было. Это дело такое, тайное.

— Вася, ты что, веришь? — удивился Золотницкий.

Василий усмехнулся в темноте:

— Просто уточняю обстоятельства явления. Что дальше-то было?

— А дальше назначают день свадьбы. Люди уже знают: шу-шу-шу по деревням, как же можно поперёк Богородицы поступать? А эти Апраксины образованные, в суевериях толку не видят. Им всё нипочём. В день свадьбы у церкви в Сенино собралось народу видимо-невидимо. Ждут, что будет. Не абы кто, митрополит венчает, что ты! Пока молодых водят кругами, всё нормально. А потом и спрашивает митрополит: согласна ли ты, мол, девица-красавица, выйти замуж за этого старого пня? И как только произнесла она: «Согласна», влетает в церковь огромадная чёрная ворона, стрелою летит прямо к иконостасу, садится там над изображением Богородицы и орёт: «Кар! Кар!»

— Тихо! — схватил его за рукав Василий. — Раскаркался! Фашисты вокруг…

Где-то вдалеке рокотали моторы.

Старик зажал себе рот ладошкой:

— Ой! Забылся. Уж очень история забористая.

— Да уж. И что ворона? Склевала их всех?

— Нет. У молодой графини немедленно случился припадок. Ох-ах, стали бегать, водой брызгать, а куда ворона делась, не заметил никто. Прошёл год. У графини роды…

— Смотри-ка! — буркнул Золотницкий. — Граф-то — пень пнём, а не подкачал.

— …Но не пережила она этого счастливого события. Умерли в один день и она, и младенчик, и старый граф. Вот оно что бывает, если идти против слова Богородицы…

На следующую ночь сходили в Дамиановку.

Когда Васька был маленьким, он, читая про «фронты Гражданской войны», представлял себе, что есть такая незримая стена, фронт, через которую пройти трудно, практически невозможно. Потому что с той и другой стороны засели с винтовками в руках бойцы, зорко следящие за этой «стеной», чтоб никто через неё не лазал. И что на своей территории бойцу свобода, а на вражеской не пройти ему никак, поймают.

Оказалось: ничего подобного.

Как раз на своей территории боец приписан к части и болтаться без дела нигде не может. А на земле, занятой врагом, вправе ходить где угодно, лишь бы на глаза врагу не попадаться. А во-вторых, природа диктует своё: есть места, где вообще никакие войска находиться в большом количестве не могут, ни свои, ни чужие. Леса, например, овраги или болота.

Дамиановка была таким местом.

Когда-то она была большим и богатым селом. Даже «ярманки» проводили, пусть и не каждый год. Но однажды что-то случилось в земных глубинах: то ли дорогу неправильно били, то ли ещё что; остановился ток подземных вод, пошли они наверх, и уже до Первой империалистической заболотилась вся округа. Не остановился этот губительный процесс и при Советской власти, и к настоящему времени осталось здесь с десяток домов да гнилые руины церкви. Жило двадцать человек, в основном старухи, и Витёк-тракторист с женой из местных, тёщей и пацанчиком-подростком.