Леонид Сергеев - Летние сумерки

Тогда я подумал, что петух попросту безжалостный тиран, но на следующий день заметил, как одна из его легковесных дам подлезла под изгородь и стала красоваться перед соседским петухом, а когда вернулась, петух деда проявил удивительное милосердие: не стал ее клевать, а только поучительно побурчал, как бы давая возможность исправиться.

А еще через несколько дней я сделал открытие, что куры вовсе и не трепещут перед петухом, а спешат на его голос, думая, что он зовет их на праздник, который у них, в силу слабоумия, сводился только к найденным зернам. Лишь та ветреная курица не прислушивалась к голосу петуха и, проявляя независимый нрав, время от времени убегала к соседскому петуху. По-видимому, она единственная обладала мало-мальскими мыслительными способностями.

Дед подвел меня к отгороженному сеткой выгону, где кролики грызли капустные кочерыжки, рассказал, как в прошлом году крольчата подкопали выгон и разбежались по саду и как он ловил их сачком среди высокой травы. Выгон был достаточно просторным, в одном углу виднелся навес с кормом, в другом — клетки с настеленной соломой. Наевшись кочерыжек, некоторые кролики завалились на спину и стали передними лапами разглаживать уши, а задними болтать в воздухе — явно показывали, что вполне довольны своей жизнью.

Мы стояли около выгона, смотрели на кроликов, как вдруг сзади я услышал топот и сопение. Обернулся — передо мной стоит бычок, а из-за его спины выглядывает лосенок.

— Неразлучные друзья, — сказал дед и почесал бычка за ухом, а лосенка потрепал по загривку. — Петьку, лосенка, я подобрал весной. Вытащил из болота. Уже захлебывался. Еще сосунком был. Слабый, еле стоял на ногах, но пошел за мной. Видно, мать потерял. Так и пришли в деревню: я впереди, он за мной. Выходил его, отвел в лес, а он вернулся. Вот уж третий месяц живет. С Борькой подружился.

Вначале я подумал, что у телят крепкая дружба: пока дед их ласкал, они стояли, прижавшись, бок о бок, но стоило деду достать из кармана ломоть хлеба, как начали отталкивать друг друга, причем, напористый Борька явно теснил своего длинноногого собрата. Здесь надо отдать должное деду — он разделил лакомство поровну и Петьке первому протянул кусок, придав этому жесту определенное воспитательное значение, как бы поощряя скромность и пресекая настырность.

Но через несколько дней я оценил глубину дружбы этих телят. Я вывел их попастись на окраину деревни и внезапно Петьку начал облаивать какой-то пес; Борька тут же подбежал и выставил навстречу собаке лоб с вздувшимися бугорками.

В нескольких шагах от выгона за деревьями возвышался сарай; когда мы к нему подошли, с крыши прямо деду на плечо прыгнула ворона. Истошно прокаркав, она стала клювом тихонько пощипывать дедово ухо, прямо говорила: «Обо мне не забудь!» Дед достал из кармана тыквенные семечки и рассыпал их перед сараем. Ворона спрыгнула на землю и, прижав одно семечко лапой, начала его размашисто долбить.

— Кворушка, — улыбнулся дед. — Очень смышленая птица: сухарик в воде размочит, ежели сыта — отнесет в укромное местечко, прикроет пучками травы, про запас… Купаться любит в пруду. На гусят покрикивает, ежели те расшалятся, помогает Кукле следить за порядком… А под сараем у погреба живет еж, — продолжал дед, когда мы отошли. — Он здесь вместо кошки. Прижился, потому что в сарае мышей полно. Наш Васька-то старый, мышей уже не ловит… Еж и пчел пугает. Подбежит к соседскому улью и начнет топать задними лапами да еще сопит и фыркает, а то и дует в леток. Осерчают пчелы, набросятся на него, а он — хитрый. Свернется и ждет, пока их побольше усядется на иголки. Потом и стряхнет всех в пыль и начнет на них кататься, проказник. Раз я застал его за этим занятием, отругал как следует.

Посреди сада мы повстречали поросенка Мишку: он лежал в свежевырытой прохладной яме и блаженно дремал. Он проявил потрясающую невежливость: когда мы подошли, даже не привстал, только хрюкнул и перевалился на бок, чтобы его почесали.

Позднее я заметил, что Мишка вообще закоренелый лентяй с простодушно веселым характером. Большую часть суток он спал, просыпался только когда бабка выносила ему таз с отрубями; налопавшись, переворачивал таз и пытался на него прилечь, как бы оповещая всех, что с едой покончено, настроение у него отличное и он не прочь повалять дурака. Желающих поиграть с Мишкой не находилось, тогда он сам начинал ко всем приставать: то подбегал к телятам и мощным рывком своего пятака обсыпал их землей, то, дружелюбно похрюкивая, лез с нежностями к курам. Эти неуклюжие заигрывания заканчивались тем, что к нему подкрадывалась Кукла и оскалившись показывала, что может куснуть всякого, кто выходит за рамки приличия и делает все, что ему заблагорассудится.