Мы молча отмеряли километры тишины, с каждой минутой набирая обороты. И с каждой минутой поднимались проценты настроения. Сашка шагал размашисто, как на параде; изредка улыбался тайным мыслям, и я догадывался, о ком он думает, косился в его сторону и испытывал щемящую жалость к другу, красивому, умному, потерявшему голову от недалекой, нечувствительной девицы. Внезапно я представил, как сейчас, в это самое время, когда мы бредем по пустынному утреннему шоссе, в далекой Москве еще спят все наши знакомые, увидел их, правда, расплывчато, точно сквозь слой воды. А потом вполне четко увидел Свою Девушку — она во сне улыбалась — разговаривала со мной; ее волосы растрепались по горячей подушке, солнце освещало лицо, она щурилась, но не открывала глаза — хотела продлить сон. «Пока ты спишь, дорогая, я иду по дороге жизни», — высокопарно бормотал я, топая по асфальту.
До сих пор то пронзительно солнечное утро стоит перед глазами: два чудака, два романтика, топают по дороге, погруженные в себя, охваченные волнующими видениями… Тот день я не променяю ни какой другой. И как жаль, что такими мы уже не будем никогда… И еще: то наше состояние (простенькое на теперешний взгляд) по сути несло в себе доброту и искренность, потому и сейчас навевает очарование прошлых лет.
Вскоре мы догнали загорелого до синевы парня, с наигранной бодростью вышагивающего по обочине с надувным матрацем под мышкой. Видимо, у нас, сильно помятых и зеленых после выпивки накануне, был достаточно свирепый вид — парень съежился, подозрительно осмотрел наш рюкзак, но назвался Русланом Батуриным, сказал, что из Харькова и путешествует по Крыму пешком, в одиночку, с одним матрацем.
— Очень удобно, — объяснил. — Надуваю и ложусь. То на пляже, то в палатке у туристов. Я матрасник… И воровать у меня нечего… Несколько раз собирал и сдавал каштаны, но в этом году что-то неурожай… В Гурзуфе пробуду пару дней, там эротическая атмосфера, полно хиппи, есть пляж нудистов…
— Не в обиду тебе будет сказано, но все, что связано со словом «эротика», не заслуживает нашего внимания, — важно изрек Сашка. — Романтическая экспозиция еще туда-сюда… Мы, понимаешь ли, люди серьезные.
— Вам надо в восточный Крым, там публика серьезная, состоятельная. Особенно в доме творчества «Планерское». Богадельня, а не зона отдыха. Правда, в Судаке под горой палатки странствующих туристов. Городок веселых людей. Я у них останавливался. Там настоящее братство, песни под гитару. И не воруют. Уходят в поселок и даже фотоаппараты оставляют в палатках.
— Мы хотим добраться до Кавказа, — храбро возвестил я, уверенный, что достигнем цели.
— Там воруют, — категорично заявил парень. — Не люблю кавказцев. Пытаюсь не быть националистом, но у меня плохо получается… Я там был… Помню, в Гаграх здоровый амбал продавал газировку. Голый по пояс, волосатый, с золотой цепью на груди. Одному местному говорю: «Ему грузовик надо водить, а он водичкой торгует». «Не водичкой, а золотом, — говорит местный. — Видишь, на груди золотой знак? Вот чем он торгует».
За такими разговорами о всякой всячине мы и топали, и парень то и дело бросал в нашу сторону недоверчивые взгляды.
Стало жарко, сверху прямо-таки давил горячий свет, перед глазами все плыло, как в аквариуме. Вскоре дорога пошла вниз и за деревьями открылись живописные бухты и поселок.
— Такую исключительную красотищу надо увековечить, — сказал Сашка, обращаясь ко мне.
— Валяйте! — кивнул парень. — А у меня тактика — на одном месте не задерживаться. Притупляется восприятие. Я ходок, мне надо сбрасывать жирок. Так что пока! — парень облегченно вздохнул и заспешил на верхнюю крымскую дорогу.
А мы с Сашкой направились в поселок и вскоре оказались среди побеленных домов, кипарисов и узких каменистых троп, петлявших к морю. В стороне от пляжа разделись, сделали небольшой заплыв вдоль бухты и уселись рисовать «обнаженные модели» (в Крыму они на каждом клочке суши, как тюлени на лежбище, и типажи — один выразительней другого).
Сделав десяток набросков, Сашка выдал мне очередную порцию ценной информации:
— Отдыхающие вполне вписываются в природу. Человек и должен вплетаться в окружающий мир. Искусство ведь не просто познание мира, а познание единства человека и всего, что вокруг него. Железный аргумент — жаль, не я придумал, а какой-то философ.
Позднее я частенько вспоминал эти Сашкины сентенции — по сути именно в те дни Сашка развил мое зрительное восприятие, и в дальнейшем на всех стадиях развития как художник я пользовался его заповедями.
Читать дальше