Леонид Сергеев - Вперед, безумцы!

К вечеру нас все-таки подбросил порожний грузовик, довез почти до самого Кишинева; во всяком случае, когда мы улеглись спать в скирде, на горизонте виднелись пригородные огни, и в том месте на небе светилось зарево.

После проведенной накануне беспокойной ночи на этот раз выспались с удобствами: на мягкой, сладко пахнущей подстилке, среди увядших васильков, стрекочущих кузнечиков и шуршащих полевых мышат. Ночь была теплой, и спали долго — проснулись, когда по шоссе вовсю сновали машины.

— Вставай! — приказал Сашка, энергично массируя бицепсы. — Я знаю немало людей, которые любят поспать, но ты переплюнул всех. Между тем, жизнь содержательней и ярче снов.

Не успели мы вступить в предместья города, как к ночному истинному удовольствию получили дополнительную порцию — познакомились с красивой пожилой румынкой, которая продавала пакетики с лечебными травами. Узнав, что мы приезжие художники, женщина пригласила нас к себе на чай с вареньем.

Она жила в доме, окруженном цветниками; комнаты были хорошо обставлены, на стенах в тщательно продуманном порядке висели написанные маслом молдавские пейзажи.

— Мой муж был художник, — с акцентом пояснила женщина. — Я люблю художников. Картины меня приводят в трепет. Располагайтесь, можете остаться ночевать. Места у меня много. Заодно забор почините.

Два дня прошли в жизнерадостном ритме: мы починили забор и крышу сарая, вели с хозяйкой захватывающие беседы (известное дело, людей объединяет не столько национальность и возраст, сколько духовные интересы) и, естественно, осмотрели весь город и что бросалось в глаза, так это чистые улочки, покрашенные фонари и урны (не то, что у нас при российской безалаберности) и множество цветов (у нас такое трудно представить — их давно бы потоптали и вырвали) и, конечно, улыбающиеся лица (в нашей толпе преобладают сумрачные — незнакомые люди никогда не улыбаются друг другу).

Ну, и само собой, мы сделали кучу акварелей и с десяток портретов нашей благодетельницы. Портреты подарили румынке на память, а из рисунков устроили выставку-продажу, развесив их на заборе перед домом, и — кто бы мог подумать! Разгорелись исключительные страсти — рисунки моментально раскупили соседи хозяйки. Тогда нам был непонятен столь ошеломляющий спрос на далеко не профессиональные поделки, только позднее дошло — румынка просто уговорила соседей поддержать молодых художников.

Отъевшиеся и разбогатевшие, на третий день мы, с чувством прекрасного в душе, покинули Кишинев, причем выехали с комфортом — на междугородном автобусе (при ослабевшей жаре и легкой облачности), и вскоре прикатили на Дунай в старинный городок Измаил.

«Голубой Дунай» оказался далеко не голубым, а желто-глинистым, с перегруженным судовым ходом: нескончаемой чередой проходили баржи, буксиры, катера. С одной стороны порта виднелись причал и флотилия частных «комариных» судов, с другой — пляж, запруженный пестрой толпой отдыхающих — и все это под щедрыми лучами солнца.

Мы подошли к пятаку белого сыпучего песка, искупались и легли позагорать. Задрав голову, Сашка принюхался.

— Смотри, до моря еще полсотни километров — предположительно, а уже угадывается его запах. И ветер явно морской. Улавливаешь, он доносит былые времена, грохот морских сражений, крики пиратов?.. Ветер дает ощущение пространства. Когда дует ветер, мне просторно, разыгрывается воображение, в голове появляются светлые мысли. Такой мягкий аргумент.

Я думал, мой друг просто закладывает основы хорошего настроения, а он вдруг глубоко вздохнул и обрушил на меня настоящую исповедь.

— И как там мои старики без меня? Двоюродная сестра обещала заходить, но она такая необязательная, кукла… Понимаешь, мои старики — беспомощные люди. У матери склероз, она рассеянна — дальше некуда, а у отца больные ноги… Мать всегда была не от мира сего. Еще когда я учился в школе, она вечно забывала, в каком я классе. И ни разу не была в школе… Нет, однажды пришла, когда меня обвинили в воровстве. У кого-то шапка пропала, а уборщица последним видела меня. Потом-то шапку нашли. Ну а мать пришла в школу, накричала на всех, но оказалось, перепутала школы. Зашла в соседнюю, женскую…

Сашка засмеялся, потянулся и, чтобы загореть равномерно, перевернулся.

— И отец мой чудак. Все мечтает разбогатеть. Мы жили-то всегда в нужде… Отец говорит, что он из княжеского рода. Будто бы когда-то Петр Первый выписал из Англии Гамильтонов лить пушки, те женились на княжнах, родственниках отца, а впоследствии все умотали во Францию.