Леонид Сергеев - Вид с холма

Рудька — сценарист, мастер диалогов, участвовал в создании известных фильмов, но зрители его не знают, потому что его фамилии нет в титрах. Авторы фильма заказывают ему работу, платят деньги, а славой не делятся — такие в киноискусстве попадаются.

— Я профессионал, делаю свое дело, — важно говорит Рудька. — В киношных кругах меня ценят, а слава такого рода мне не нужна. Для настоящей славы у меня есть пара сценариев. Когда-нибудь по ним снимут классные фильмы. Но здесь нужен режиссер калибра Феллини.

Рудька высокий, полный, лысый, у него неуклюжая походка, но он бравирует этими недостатками, даже выпячивает их.

— Я слегка постарел, располнел, — говорит мне с цветущей улыбкой, — зато меня отовсюду видно. А мое обаяние возросло, я теперь его испытываю на подругах жены, чтоб говорили ей, какого в сущности замечательного мужа она имеет.

На самом деле она его почти не имеет. Рудька с женой живут раздельно — три года назад по обоюдному согласию, без всяких скандалов решили некоторое время пожить отдельно — оба творческие люди и больше всего ценят свободу. У них вполне дружеские отношения, они постоянно перезваниваются — любят друг друга на расстоянии, но иногда и не на расстоянии. Рудька заботится о жене, каждую неделю привозит ей продукты. И всячески помогает неустроенным подругам жены — с женщинами он вообще щедр, благороден. А с мужчинами смел до нахальства; все творческое мужское население делит на две категории: бездарностей и приспособленцев. К первой категории причисляет случайных людей в искусстве и тех, в ком тщеславия больше таланта. Ко второй — официозных деятелей и тех, для кого искусство — всего лишь способ заколачивания денег. Этих последних громит особенно:

— Безмозглые дуралеи! Не картина, а чушь собачья!

Или о писателе:

— Кустарная проза! Не роман, а килограмм бумаги. Я такое за рюмкой водки напишу.

Но еще больше достается от Рудьки политикам, которые по его словам только и думают о личном обогащении; политиков он делит на негодяев и дураков — и тех и других презирает и никогда не ходит голосовать; вместо себя посылает дворника — дает ему паспорт и бутылку пива; «пойду голосовать, когда будет партия честных», — говорит.

Квартира у Рудьки двухкомнатная, но он умудрился ее захламить до предела: в одной комнате форменный склад — здесь и байдарка, и палатка, и велосипед, и слесарный инструмент, и сотня всяких сломанных штуковин, вроде патефона и торшера, которые Рудька подобрал неизвестно где, с надежной починить; в другой комнате между шкафов, коробок и стопок книг тянется тропа к дивану и столу с пишущей машинкой. Рудька барахольщик, собирает все, что выкидывают, и нередко дает вещам вторую жизнь.

— Я люблю старые вещи, в них душа мастера, — говорит мне Рудька и показывает какую-нибудь покореженную электроплитку, этакое металлическое пюре, которое накануне нашел на помойке.

Как-то я необдуманно сказал ему:

— А понадобится ли тебе все это? Может, подгоним самосвал и вывезем весь этот хлам.

— Ты что! — ужаснулся мой друг. — Это ж ценности! Вот подожди, все починю, ахнешь какие вещи! — и довольный двинул меня локтем.

Каждому ясно — в дружбе надо уважать чужое мнение, но азартный, ершистый Рудька забывает об этом и у нас с ним частенько возникают размолвки. Например, не так давно у меня жила одна женщина; пришла — тихоня-тихоней, этакая угрюмая молчунья, вечно погруженная в какие-то воспоминания, но постепенно она расправила плечи, стала на меня повышать голос; я забеспокоился, засомневался — а надо ли мне такое сожительство? — и предложил своей подружке временно отдохнуть друг от друга. Рудьке это не понравилось — я же говорю, он трогательно относится к женщинам. Сморщив нос, он проворчал:

— Совершаешь жуткую ошибку, потеряешь прекрасную женщину.

— Наверно, — спокойно согласился я. — У тебя, кстати, жена тоже прекрасная, но ты почему-то любишь ее на расстоянии.

— Все осторожничаешь, — продолжал Рудька, не обращая внимания на мою реплику и по-моему втайне завидуя моему спокойному ровному характеру. — Ты уж лет двадцать пять не женат. Это не украшает мужчину. Я с женой — другое дело, у нас родство душ, но несовместимость в быту. Была бы трехкомнатная квартира, чтоб не маячить друг у друга перед глазами — другой разговор, а здесь одному еле повернуться. У жены и вовсе однокомнатная клетушка. А у тебя простор!

Действительно, после смерти матери и сестры я остался один в трехкомнатной квартире и в самом деле в вопросе женитьбы я немного трусоват, но в мою защиту следует сказать: во-первых, когда-то я уже был женат и за два года, что прожил в браке, ничего хорошего не получил, только потрепал нервы; во-вторых, я время от времени завожу сожительницу и меня такое положение устраивает, ведь я тоже творческий человек и тоже больше всего ценю независимость, свободу. Это-то и не нравится Рудьке — похоже, он хотел бы оставаться свободным в единственном числе. И потом, в моей осторожности, частых сомнениях, если вдуматься, есть прелесть сомнения, желание сохранить, не испортить мечту об идеальной женщине — извиняюсь за высокие слова.