Натали Саррот - Вы слышите их?

Простите, я только на минутку… скажу им… — Не надо, оставьте их в покое, мне это ничуть не мешает. — Нет, не в этом дело… Я только. Я сейчас вернусь… Встав, быстро взбежав по лестнице… только показать им… дать понять… загладить… начать все заново… постучав в их дверь… — Пожалуйста… Мне нужно к вам… Он слышит возню, перешептывание… Они медленно открывают, отступают от двери, глядят на него с недоверием, прижавшись друг к другу… Похоже, вам здесь весело… не то что мне там, внизу… Не очень-то красиво с вашей стороны бросить меня… ласково похлопывая по затылкам, сжимая твердеющие, деревенеющие в его объятиях плечи… он ластится к ним, баюкает их, щекочет… ну улыбнись… хоть разок… Он дует… вот здесь… он сделал ей больно? Неужели это возможно? Не соизмеряешь своей силы, забываешь, как они хрупки, как ранимы эти дорогие крошки, его плоть, его жизнь… Сущий пустяк… Какое-то «Что, что?», сказанное чуть резче… Чуть резче? Ну, знаешь, надо признаться, «чуть резче» тут не вполне подходит, это было почти грубо… они такие нежные… он властен над ними… он ими распоряжается, он отвечает за все, он преступник, ему нет прощения… взгляните, до чего он их довел, посмотрите на эту вонючую подстилку… модные журналы, детективы, комиксы раскиданы по всей комнате… неописуемое уродство, пошлость… бедные неполноценные создания, загнанные в свою берлогу, стоило одной из них посметь приблизиться к источнику жизни… преступить священную ограду… воспользоваться языком хозяев… «Критская скульптура»… невозможно поверить… Он вскочил, он набросился на них, ударил с маху, не глядя: «Что, что?»… безотчетное движенье, прискорбный рефлекс, преступный жест…

Он готов искупить, пусть они только скажут как… ценой каких отречений, измен, предательств… он ни перед чем не остановится, если есть надежда изгладить, стереть из их памяти, добиться их прощения… Он гладит их по голове, щиплет за мочку ушей, ласково ее подергивая… Вы, я вижу, оживились, забыли об усталости, может, спустимся, пойдем вниз, мне будет повеселее… вы приготовите чай, посидим, поболтаем… Ты объяснишь нам, дорогая, почему эта зверюга напомнила тебе критскую скульптуру… Ты меня, право, удивила, я и не подумал сблизить…

Пусть она спустится, пусть войдет, пусть милостиво сядет возле нас… Полюбуйтесь, какая она красивая, какая образованная… Сейчас она выступит как третейский судья, не так ли?.. Критская скульптура… Ни вам, ни мне это не могло прийти в голову… Но, по правде говоря, почему бы и нет? если взглянуть под определенным углом… впрочем, по здравом рассуждении, в этом нет ничего такого уж невероятного… Он берет ее за руку… Пойдем, пошли побыстрее, он, в конце концов, сочтет странным… Спустись, прошу тебя… Она отнимает руку, подносит ее ко рту, потягивается… — Нет, и не думай… Они рассмешили меня, разогнали сон… Но теперь, и вправду, пора ложиться… Завтра я на ногах стоять не буду.

Посредственности. Да, именно… оп чувствует ужасную слабость… легкое головокружение… словно перед обмороком… Тот, напротив него, встает, наклоняет вперед грузный торс, протягивает огромную медвежью лапу, обрушивает ее ему на плечо… — Что это с вами? Вы побледнели. Я сделал вам больно… — Нет… он собирается с силами, подымает голову… Нет, ничего… Вероятно, вы правы… Они, действительно, посредственности. Но услышать это. Произнесенным вслух. Сформулированным. Странно, я никогда об этом не думал. Никогда не думал этими словами. — Нет, право, вы меня неправильно поняли. Я сказал, что если дело обстоит именно так, как вы думаете, как вам кажется… если этот смех в самом деле… мне-то лично он кажется вполне невинным… но если это продуманное намерение отомстить, так мелко, с таким холодным ехидством, тогда, спору нет, такой смех свидетельствовал бы о врожденной посредственности. И тут уж, дорогой друг, сами знаете, ничего не поделаешь. Бесполезно сожалеть о том, что было или не было сделано, терзаться, понапрасну тратить силы… — Да, я знаю, конечно… — Но повторяю, ничего еще не доказано. Не скажи мне этого вы сами, мне бы и в голову не пришло…

Кончено. Он их предал. Не удержался. Трусливо, чтобы обелить себя, спастись, переложить на них всю вину, он пошел и донес. А теперь слишком поздно, дело заведено и неотвратимо пойдет своим чередом. Здесь не ведают приливов и отливов, метаний туда-сюда, вальсов-сомнений, — шаг вперед, шаг назад, — к которым они привыкли там, у себя, где все остается без последствий, пе влечет за собой никаких наказаний. Здесь все четко. Необратимо.