Натали Саррот - Вы слышите их?

— Ну, что скажешь, ты видел эти испепеляющие взгляды? Они хихикают, заслоняются локтями… Ох, боюсь… Мы осквернили святая святых… посягнули… Потому что никто не вправе к этому прикоснуться, это — свято… Ты же знаешь, есть любители, «знатоки»… Ты знаешь, сколько она стоит, эта кастрюля… ну, не кастрюля… вон та фиговина, там… — Скажи, сколько? Ой, я хочу ее, купи мне, милый… — Это, в конце концов, невыносимо. Убирайтесь вон с вашим тонким остроумием. — О, извините. Мы ведь говорим тихо. Или мы не вправе даже обменяться впечатлениями? Вы-то, не правда ли, вы-то не стесняетесь объяснять этим дорогим крошкам… бедняжки… у них это отобьет вкус па всю жизнь… — Пошли, брось, к чему спорить с этими… с…

Но во взгляде, брошенном ими в ту минуту, когда он тащит их за собой, есть какое-то нездоровое любопытство, затаенная тоска, нечто сообщническое…

В организмах предрасположенных, на подходящей почве, развивается, плодится малейшее зароненное в нее семя… Сколько ни стерилизуй, ни фильтруй, ни вырывай у них из рук, ни сжигай все, что способно их развратить… модные журналы, комиксы… сколько ни выключай радио, телевизор, сколько ни срывай рекламные плакаты, афиши… Все тщетно… Стоит ему оказаться с ними, и его глаз превращается в усовершенствованный детектор, повсюду улавливает и прослеживает, точно на рентгеновском снимке, развитие болезни, распространение поражений… Он готов не пощадить усилий, пустить в ход все свои знания, чтобы предохранить их, вылечить… чтобы обмять их, сформировать… применить последние рекомендуемые методы… Незаметно заложить в них, подсунуть им…

Подошли ли они? Принюхиваются, впитывают?.. Не в силах дольше ждать, он приоткрывает дверь, просовывает голову… Они его не замечают… растянувшись на постели, они листают, задерживают взгляд на странице, поглощенные… ему удается подкрасться, выхватить у них из рук, разорвать, растоптать… Вот что я с этим сделаю… но где ты это раздобыл? И как можно терять на это время?.. Он клокочет от гнева, кричит, они наверняка различают в его голосе бессильную детскую ярость, отчаяние ребенка… Так вот, нет ничего проще. Слышите: я не потерплю этого в своем доме. II точка. В конце концов, здесь хозяин я, вы живете под моей крышей. Вам известно, что я не допускаю. Запрещаю… Чтоб я больше этого не видел… Их пустые глаза с расширенными зрачками слепо скользят по нему, пока оп идет к двери…

Но они еще дождутся, увидят, он им покажет, кто сильнее. Вот проголодаются и, хочешь не хочешь, станут есть то, что найдут в клетке, куда заперт пленный зверек… будут вынуждены… Но прежде всего нужно не ослаблять внимания, принять все меры предосторожности, чтоб они ни в коем случае не заподозрили его присутствия, не обнаружили, что оп притаился и наблюдает за ними… а не то они мгновенно отпрянут от кормушки.

Именно это они и уловили своим выверенным на протяжении стольких лет прибором, записывающим волны, которые исходят от него, как бы ни была слаба вибрация, именно это они заметили, когда он чуть слишком быстро отошел от стола, когда слишком демонстративно отвернулся и, наклонясь, стал с излишним рвением ласкать их собаку… боязнь спугнуть их и трепетную надежду… Им известно — уж их-то не проведешь, — что он всегда обращен к ним, не в состоянии от них оторваться, забыть о них, хоть на мгновение… Они ощутили, как липнут к ним паутинки, выделяемые им под их воздействием, клейкая слюна, которой он пытается их опутать, тонкое лассо, набрасываемое на них сзади… и они напряглись, резко отпрянули, они побежали наверх, волоча его за собой, так что он больно стукался об лестницу и голова его подпрыгивала па ступеньках…

Их непринужденно льющийся смех… Совершенно естественный. То легкое тремоло, которое вызвало подозрение, было перебором, неточностью доводки, тотчас скоррегированной. Безукоризненная естественность — непременное условие. Это известно каждому из них и не нуждается в договоренности, в обмене знаками… пи следа сговора. Какой сговор, господи? Зачем? Разве мы не среди своих, не у себя? В своей стихии. В той, что нужна нам. Да, нам. Таким, как мы. Такими создал нас господь бог. Нас пе переделаешь. Придется принять нас такими, какие мы есть. Мы здесь как рыбы в воде, нам нигде не дышится лучше, нам по душе резвиться среди всего этого… О, передай мне… Да не дергай же, разорвешь… Как хотите, а по-моему, это потрясно… Ну, ты уж слишком… Ох, поглядите… И неудержимый смех, всегда готовый брызнуть, вырывается, проникает через закрытую дверь, обрушивается на него…