Ларс Густафссон - День плиточника

— Можно бы хоть новую машину купить вместо старой колымаги, — мрачно сказал он. — Она ведь даже техосмотр нынче не прошла!

— Да-а, вечно что-нибудь не слава Богу.

Ну вот, наконец можно взяться за ведерко с раствором. Хорошо хоть, не успел вовсе застыть.

Дело шло теперь не так споро. Неизвестно, по какой причине. Может, оттого, что приходилось поминутно слезать на пол, брать очередную плитку, наносить на нее раствор и опять взбираться на табурет. Будь здесь леса, он бы сразу по нескольку штук брал. Хотя Щепка-то на что? Пускай пособит. Навелика премудрость — раствор на плитку шлепать, в меру, конечно.

— Щепка, иди сюда, пособишь.

— О'кей.

— Видишь, сколько надо раствора?

— О'кей.

— Чего заладил-то «о„кей» да «о“кей»?

— В Америке привык.

— А-а.

— Найди я в старом сейфе миллион, снова купил бы транспортную контору. Что может быть лучше!

— Думаешь, нынче на покупку хватит миллиона?

— Если б не Бромстен, моя контора нынче бы не один миллион стоила.

— А чем он тебе помешал?

Щепка словно и не слышал вопроса. Раствор на плитку он наносил так, будто намазывал бутерброд, и Торстена это нервировало. Но он решил смолчать.

— Пристрелить надо было эту сволочь! Пристрелить, и все дела!

— Да что ж он такого натворил, а?

— Сразу после войны, хотя нет, наверно, уже в начале пятидесятых, я начал шоферить на грузовике, для одного мужика из Лише, который держал транспортную контору. Водить машину я в армии выучился. Мужик этот, который из Лише, его, кстати, звали Иварссон, возил грузы для строительных компаний, а строили тогда много, в начале-то пятидесятых, еще мы подрабатывали на рамнесской пивоварне, летом, когда ихний шофер не справлялся. Но большей частью возили песок и гравий на стройки. В ту пору уйму всего строили, особенно в окрестностях Вестероса, иной раз круглые сутки за баранкой сидишь. Не больно-то легкая работенка. Дороги тогда были не чета нынешним.

А Бромстен, видишь ли, был редкая сволочь.

И очень мне насолил.

Фамилия у него говорящая — Бромстен, Тормозной, так сказать.

Все, что хочешь, затормозит.

Он умел этак по-особенному смотреть на человека, будто все, что тот ни предложи, просто курам на смех, а если замечал, что тебе что-то дорого, к примеру малютка Элин, дочка его, хорошенькая застенчивая девушка, которая обычно на кухне отсиживалась, потому что Бромстен на кухню заходить не любил, — так вот тогда он вовсе зверел.

Сочинял длинные заковыристые отговорки, лишь бы помешать тебе увидеться с нею. То она, дескать, корью захворала, то в Лише уехала за теткой ухаживать. А ведь я прекрасно видел, как она в белом платьице в синий горошек ходит среди кустов малины, совсем близко, и временами наверняка слышит, что он мне впаривает. И уверяю тебя, его это ничуть не смущало. Наоборот, поганец удовольствие получал. Он из тех был, кто обожает помыкать другими.

— Надо было характер проявить.

— Конечно. Но весь ужас в том, что характер я проявить не мог. Пристрелить хотел эту сволочь, а характер проявить не мог. Никогда я не умел проявить характер, вот что хуже всего. Стою как дурак да кулаки сжимаю в карманах. И воображаю себе собственную суровость, беспощадность, неумолимость, а делать ничего не делаю.

Она просила, чтоб я увез ее оттуда. И я частенько об этом подумывал, да так и не собрался.

Позднее, когда этот черт Бромстен смекнул, что ничего со мной не поделает, да и с нею тоже, предложил он мне войти в дело компаньоном. На грузовых перевозках тогда большие деньги заколачивали, я ведь говорил уже, в строительстве был настоящий бум. Ну так вот, Бромстен купил еще один грузовик, и мы взялись за работу. А как дело наладилось, этот мерзавец вышвырнул меня за дверь и отнял всё. Жену, контору и прочее.

— Но как же так?

— Видишь ли, это чертовски долгая история. Сперва он настроил Элин против меня. Раздраконил меня в пух и прах, наболтал, что я, мол, крепко выпиваю. Само собой, я маленько выпивал, но кто, черт побери, не выпивает? Во всяком случае, дорожных аварий не было, иных неприятностей тоже. Отчего же не выпить-то маленько? А этот мерзавец отправился в комиссию по борьбе с пьянством, натравил на меня власти и добился-таки своего: у меня отобрали права.

— А Элин?

— Одному черту известно, какая муха ее укусила. Она привыкла идти у него на поводу. Делала, как отец велит, и все тут. Собственной воли у нее не было. Ну я и бросил ее. Все бросил, вообще.