Ларс Густафссон: Искусство пережить ноябрь

Всему виной была его жена, то и дело обезоруживавшая ею своим ироническим отношением.

Светловолосая, бледная, решительная, всегда бесстрастно занятая чем-то другим.

Превосходная наездница; ее каскетки, отделанные черным бархатом, таким нежным на ощупь, лежат высоко на полке в передней.

В спальне в шкафу висят диковинного покроя брюки для верховой езды, от них сладковато пахнет опилками и лошадью.

Сам он вообще-то заслуживает, чтобы к нему относились без иронии.

У себя в кабинете — просторной светлой комнате на первом этаже он занимается разработками для Промышленного союза, для Института конъюнктуры, нередко и для ЮНЕСКО. Для них он авторитет.

Отменный магнитофон системы Тандберга доносит до него бесконечные клавиры Баха, покуда он сидит, склонившись над своими таблицами и разграфленными блокнотами.

После обеда приходит секретарь, фру Шегрен, седая, компетентная, любезная, и перебеливает все написанное им с утра.

Дом велик, он перешел к нему по наследству — старинная собственность его семейства, еще с середины девятнадцатого века занимавшегося импортной торговлей. У его бабушки была первая во всем Вестеросе настоящая ванная.

Дом возвышается на гребне холма, с видом на половину города. И ни больше ни меньше как с двумя огромными стеклянными верандами, которые зимой просто немыслимо протопить.

Одну из них так и держат постоянно холодной, там в картонных ящиках хранятся яблоки, распространяя неприятный кислый запах.

К тому же, стоит зимним днем открыть дверь на веранду или просто оставить ее неплотно прикрытой, как оживают мириады мух. Обманутые теплом, они заглушают все прочие звуки своим омерзительным жужжанием.

И это невыносимо.

С верандами связано множество воспоминаний. 30-е годы, эксцентричные дядюшки за картами; весенние вечера, когда не было надобности зажигать керосиновую лампу и когда, сидя рядом с прелестной белокурой барышней из Коммунальной школы для девочек, что на Мариабергет, слушаешь "Весну священную" Стравинского.

Все те барышни, похоже, уже исчезли, превратившись в жен дипломатов или в оперных певиц.

Он мог бы воскресить в памяти и хлопанье карт о столешницу, и шипение бутылок с минеральной. Вот только тихие беседы с этими девочками, в длинных, по моде пятидесятых, плиссированных юбках, ему уже не припомнить.

Впрочем, если уж на то пошло, может, у них прыщавые спины?

Во всей своей гротескной гигантской деревянности, с башенками и флюгерами, со всеми появившимися с годами нововведениями, дом стоит по нынешним временам не меньше миллиона.

Однако продать его он, разумеется, не может, поскольку надо же где-нибудь жить.

А жить в Вестеросе ему нравится.

В Стокгольме не успеешь отойти и двух шагов от центра, как тебя пырнут ножом. С одним его другом так уже и случилось.

Но, естественно, он зарегистрировал сам себя как консалтинговую фирму, фирма, соответственно, снимает у него дом под офис и, в свою очередь, сдает ему часть площади для жилья. Во времена, когда налоговые власти определяют, сколько стоит твое собственное жилище, а фактически — как тебе следует жить, без подобных ухищрений просто не обойтись.

Он-то принадлежит к элите, но тем не менее и его не покидает чувство И непрестанного унижения.

— Швеция, — твердят некоторые его приятели, — Швеция сделалась страной, невыносимой для всякого, кто хоть что-нибудь может или хочет.

— Возможно, у такого пути развития есть и свои скрытые преимущества, — отвечает он обычно (например, своему ревизору, для чего даже несколько приглушит магнитофон, прокручивающий уже в четвертый раз с начала рабочего дня, с восьми утра, одну из больших сюит для лютни Иоганна Себастьяна Баха — ту спокойную, аскетически-сосредоточенную, ре минор). — Сегодня никто не стремится попасть в интеллектуальную элиту общества из материальных соображений. Уже и речи нет ни о льготах, ни о машине или жилье как вознаграждении тем, кто больше знает. Короче говоря, прилежная учеба перестала окупаться.

Отсюда два следствия. Первое — что вся экономика и управление переходят в руки людей посредственных, серости. Те, что в пору нашей юности вполне довольствовались должностью на железной дороге, или заведовали детским садом, или пописывали стишки, сегодня возглавляют министерства или руководят целыми отраслями промышленности, убыточными и живущими на дотации.