Андрей Волос - Предатель

В эту секунду заныла входная дверь, открываясь, и стон ее ударил по нервам, как стон живого существа.

Барак замер.

Сделав несколько шагов, кум остановился.

— Ну что? — спросил он, осматриваясь. — Припухаете, соколики?

Голос у него был, вопреки обыкновению, какой-то тихий. Впрочем, он мог бы и шепотом говорить, его бы все равно в той тишине услышали.

А потом так гаркнул, что у самого щеки затряслись:

— Выходи на развод!

Но тут же поправился:

— Тьфу, мать твою, какой развод на ночь глядя! Просто, говорю, — теперь того, значит… в нормальном режиме!..

Скоро все знали, что к вечеру (это был третий день карантина) в сельхоз прибыл конный отряд из четырех сотрудников Управления. Карпия арестовали и заперли в бане. Перекусив, напившись чаю, кратко потолковав с кумом насчет загадочной ямы у ворот, с верхом наполненной еловой сушиной (чем кум наличие ямы объяснил, осталось неизвестно — может, на дровяные заготовки сослался, может еще на что), оперуполномоченные пустились в обратный путь. Понуро повесив голову, Карпий сидел на крупе лошади, обняв чекиста за плечи.

Когда кум разрешил выйти из бараков, всадники уже неспешно подъезжали к лесу, растворялись в молочном мерцании белой ночи.

В общем, история вышла загадочная. Долго толковали, что явилось причиной столь резкой перемены в судьбе начальника сельхоза «Песчанский».

Вагнер высказал предположение, что на Карпия написала жена — в отместку за побои и издевательства, о которых не раз доносили в барак уголовницы, работавшие в доме начальника.

С Вагнером молча согласились. Во всяком случае, ни от кого другого жалоба в Управление дойти не могла.

Недели через две приехал новый начальник — сержант Госбезопасности Крымов. Злой, решительный. Когда улеглась первая суматоха, Шегаев пришел к нему со своим требованием — мол, сумасшедший Карпий сколько времени продержал, а он давно уж должен вернуться в Управление…

— Запрос пошлю, — сказал Крымов.

— Зачем запрос? Вот же у меня в командировке написано: на время выполнения работ. Понятно, что я вернуться должен!

Крымов только хмыкнул, посмотрел иронически: Управления он, похоже, не боялся.

Но все же в начале осени оттуда пришел приказ — Шегаева перебрасывали в Усть-Усу, в Шестое отделение. Заговорить насчет Копыловой он не решился: толку, чувствовал, не будет, а разозлишь — так под горячую руку Крымов и самого не пустит.

Шагать до станции Песчанка самостоятельно позволено не было.

Шел с конвоем.

То есть не просто шел — его этапировали.

Но, правда, по собственной же визирке — следовательно, кратчайшим путем.

«Председателю Президиума Верховного Совета СССР Тов. Калинину.

Народному Комиссару Внутренних Дел СССР

Комиссару Гос. Безопасности I Ранга Тов. Берия».

Перо зависло над бумагой… Про Калинина понятно — весь чин с больших букв. Про Берию — тоже. А себя как? Так же? Или все-таки поскромнее?

«От помощника начальника третьего отдела ХОЗУ Ухтпечлага сержанта гос. безопасности Карпия П. М.

Уважаемые товарищи руководство нашей страны!

В то время когда фашистская Германия совершила вероломное нападение на мирный Советский Союз и весь советский народ напрягает все силы в борьбе с проклятым оккупантом я подвергся аресту и несправедливым обвинениям».

Карпий поставил точку и откинулся от стола, разглядывая написанное. Строки шли ровно, как по линеечке. Почерком своим он всегда гордился.

Гад Губарь хоть и сообщил, за что Карпий арестован, а в подробный разговор не вступает. Карпий хотел с ним посоветоваться. Из-под ареста ведь не видно, как там у начальства судьба развивается. Да и вообще не понять, почему трясти стали заново. «Некоторые начлаги слишком много добра себе выписывают!» Ну допустим. Так с них и спрашивайте. Карпий-то при чем? «Ты должен был следить, чтобы по нормам шло!» Он и следил, как мог. Ну, может, и дал где маху. Он чекист, а не провизор. В интендантах только последние полгода. Опыта нет. Может, где и обмишулился. Так что ж — сразу по всей строгости?!

А Губарь не входит в его положение. Только фыркает — не шугайся, мол, попусту, разберемся.

Не по-товарищески это.

«Эх, надо было его в свое время ущучить!» — с мечтательной досадой подумал Карпий.

Году в тридцать девятом Губарь большого маху дал. Вышел с краешку на связку аптекарей, нафантазировал себе, как он все это раскрутит, растрезвонил прежде времени по команде… Дело то и впрямь складывалось завидное: зайцу понятно, что все аптекари друг с другом повязаны. А этот перспективный арестованный возьми да помри на допросе. Ну и вся работа насмарку: труп к делу не пришьешь, а троцкистская сеть упущена. За такой недогляд по головке не гладят. В общем, быть бы, пожалуй, Губарю в шестнадцатой роте, да Карпий помог выкрутиться. У него Михайлов тогда спросил: как думаешь? Дескать, вы с Губарем давно напарники, должен был к товарищу приглядеться… Карпий вилять не стал, рубанул сплеча. Между прочим, ни за что, даром. Даже, пожалуй, с риском для себя. Ну а что — вроде как друг был…