Андрей Волос - Предатель

Пятясь, Шегаев вытер мокрый лоб.

— Вражина! — ревело за дверью. — Вредитель! Убью гада!..

Вагнер крякнул.

— К хвосту, значит, — пробормотал Богданов. — Я же говорю — псих. Вон, в леднике сколько людей поморил.

Шегаев поморщился. Честно говоря, ему не хотелось знать ничего нового. Но все же переспросил:

— В каком леднике?

— Да обыкновенный ледник — ямина, досками закрывается… На мороз-то не поставишь голого, все увидят, что начальничек творит. Жаловаться, конечно, все равно некому, ну а вдруг?.. Так он придумал — в ледник человека загоняет. Через сутки воспаление легких. Следов никаких, а мало ли в лагере народу болеет? Он за болезни не ответчик, они от микробов происходят…

— Жену тоже поколачивает, — хмуро заметил Вагнер. — Бытовичкам жаловалась. Они к нему квартиру убирать приходят. Совсем, говорит, муж ее из ума выжил. Бьет, говорит, почем зря. И вовсе, говорит, ухайдакать грозил… экий сатрап.

Барак подрагивал от ветра. Бригады, вышедшие на работу, занимались расчисткой участков под делянки.

— Поморозятся к черту, — вздохнул главбух. — Во как заворачивает!

Шегаев взглянул в окно и тоже вздохнул.

— Ладно, просеку рубить — это я его отговорю, — сказал Вагнер. — Это не дело, когда гарантии нет. А если не в тую́, так по-новой руби? А спросят потом, я что скажу? А ну, Вагнер, иди сюда. Работа бросовая? — бросовая. Наряды подписывал? — подписывал. Отвечай по всей строгости!

Он возмущенно смотрел на Шегаева, как будто ожидая принципиальных возражений.

— Верно, — вздохнул Шегаев. — Может аукнуться.

— Еще как может! — главный бухгалтер так покачал головой и так безнадежно махнул рукой, что всякому стало бы понятно: за счетами и в нарукавниках этот человек смолоду, на долгом своем бухгалтерском веку насмотрелся он всякого, и на мякине его не проведешь.

Однако Шегаев уже знал, что на самом деле Вагнер стал бухгалтером совсем не смолоду и вовсе не по своей воле.

Причиной поворота жизни стало то, что Константин Ермолаевич Вагнер написал научную статью.

Когда он принимался за сочинение своего злополучного труда (была середина двадцатых годов, ему и самому в ту пору едва перевалило за двадцать, наукой был увлечен страстно, со всей присущей молодости отвагой и пылкостью), то и вообразить не мог, сколь значительные последствия его ожидают. То есть он, конечно, предполагал некоторые из этих последствий, но предполагал совершенно неверно. Так, например, ему представлялось, что именно эта статья (году в 26-м помещенная в «Журнале невропатологии и психиатрии») выведет его, молодого психиатра, ученика Петра Борисовича Ганнушкина и одного из пылких поклонников академика Павлова, в круг самых ярких столичных ученых.

Статья действительно привлекла внимание профессионалов и вызвала бурное обсуждение в интеллигентской среде, поскольку неопровержимо, с привлечением богатого материала доказывала, что психофизическое состояние большого процента обследованных жителей деревни Загорье и села Звонкого оставляет желать лучшего; более того, в большом числе случаев зарегистрировано проявление ультрапарадоксальных реакций.

Выводы статьи носили скорее социологический, нежели психологический характер, и увязывали настоящее состояние психики обследованных граждан с предшествующими событиями — то есть, в сущности, объявляли массовое развитие неврозов последствиями Революции и Гражданской войны.

Заключительная часть представляла собой набросок проекта большой работы, рассчитанной на годы, если не на десятилетия, и предполагавшей распространение опросной сети на всю Россию.

Следователь, занимавшийся делом Вагнера, заинтересовался именно темой ультрапарадоксальных реакций. Вагнеру пришлось подробно объяснить ему, что это такое. Он рассказал о законе Тейлора, напрямую увязывающем раздражитель и реакцию на него, а также о довольно изощренных экспериментах, с помощью которых удается проследить нарушения закона: сначала уравнительную фазу — состояние, когда испытуемый одинаково реагирует на сильные и слабые раздражители, а затем и парадоксальную, при которой реакция на слабые раздражители оказывается сильнее, чем на сильные.

«А потом, значит?» — заинтересованно спрашивал следователь, человек лет тридцати, в 16-м году ушедший на фронт со второго курса химического, на чем его образование и закончилось. «А потом, если исследователь продолжает расшатывать психику испытуемого, наступает следующая фаза, ультрапарадоксальная. В ультрапарадоксальной привычная нам картина встает, если можно так выразиться, с ног на голову: на негативные стимулы испытуемый реагирует положительно, а на позитивные — отрицательно». — «То есть, например, его бьют, а он смеется?» — требовал уточнений следователь. «Именно. Пытаются приласкать — визжит. Предлагают сахар — не ест. А горчицу — ложками».