Ольга Исаева - Мой папа Штирлиц

Народищу на остановке скопилось столько, что автобусы, и без того полные, проезжали мимо, выпуская, тех кому надо было выходить на полдороги к следующей.

– Хочешь, пешком пойдём? – предложил Артур.

– Куда?

– Я тебя домой провожу.

Радость горячей волной окатила Антошку с ног до головы, но всё же она честно предупредила:

– Я далеко живу, в Текстильщиках.

– Да я знаю. Мы осенью у вас на стадионе нормы ГТО сдавали.

Просияв, она сказала: "Пошли!" и так, словно ничего в этом особенного не было, взяла его под руку.

Про боль в ногах она себе думать запретила. Нет её и всё! Пока в кино спала не болели, значит и теперь не будут. Всякий раз, когда нужно было мобилизовать свою волю, она вспоминала любимую с детства "Повесть о настоящем человеке", в которой сбитый немцами советский лётчик месяц без еды с перебитыми ногами по лесу полз, а, когда дополз, и ему их в больнице отрезали, на протезах научился вальс танцевать и самолёт водить. Вот и сейчас вспомнила.

Какие-то парни, обгоняя, толкнули Артура так, что он чуть в сугроб не свалился. По спинам Антошка узнала Мишку с Андрейкой и крикнула: "Вы что, рехнулись?", но те, сделав вид, что не слышат, перебежали на другую сторону улицы.

Чтобы не обсуждать фильм, а главное, не признаваться в том, что почти весь его проспала, Антошке пришлось взять инициативу разговора в свои руки. Утром двух слов выдавить не могла, а тут, как прорвало. Сначала она потешала Артура историями про своих двоюродных братьев-близнецов, которые так навострились учителей дурить, что некоторые про Женьку думают, что он Алёшка, а другие наоборот; потом рассказала, как однажды в пионерлагере подговорила девчонок ночью пацанов зубной пастой намазать, а утром те выстроились на линейку с красными, как у индейцев, полосами на лицах, потому что от "Поморина" у них на коже выступила аллергия, и её как зачинщицу чуть из лагеря не выперли.

– А я в лагере ни разу не был, – с досадой сказал Артур, – до пяти лет меня родители с нянькой на дачу отправляли, а потом каждый год с собой в Ялту таскали.

– Там же море! – восхитилась Антошка.

– Ничего хорошего. Первые пару дней ещё туда-сюда, а потом надоедает! Народу тьма, жара, мухи, очереди в столовку, общаться абсолютно не с кем. Одно развлечение – с родителями за ручку по набережной гулять. Пока маленький был, мама мне купаться разрешала не больше пяти минут в час, так что я даже толком плавать не научился. До восьмого класса я всё это ещё как-то терпел, но потом уж стало просто невмоготу. На танцы не сходи, с местными не общайся, в горы ни ногой, тряслись надо мной, будто я хиляк недоразвитый. Вот я и решил: лучше уж дома без помех книжки читать, чем в Ялте с родителями от скуки изнывать.

Антошка подумала: "Счастливый, море видел, мне бы хоть одним глазком поглядеть", но вслух почему-то заговорила про тётю Дусю, которая в войну связисткой четыре года под пулями по переднему краю тяжеленные катушки с проводами таскала и про мужа её погибшего, которого та вот уж лет тридцать называет не иначе как "мой Ванечка". Сама Антошка его в живых, конечно, никогда не видела, потому что он на мине подорвался задолго до её рождения, но хорошо представляла себе по рассказам и карточке на комоде, с которой в упор смотрел некрасивый мальчишка в военной пилотке, и про которого она в детстве думала, что он тётидусин сын.

– Странно, – сказал Артур, – три года с ней в одной квартире прожил, а не знал, что она воевала. Старушка, как старушка. Будто всегда такая была.

Антошка обрадовалась.

– Что ты! Знаешь, какая она на карточках хорошенькая: в беленьких носочках, с бараночками...

Она надеялась, что Артур ещё что-нибудь скажет, но он опять замолчал, а её мысли тоже, как назло, все куда-то разбежались. Стало слышно, как под ногами скрипит снег, фырчат моторами проезжающие по улице Ленина автомобили, глухо стучат за окнами фабрик ткацкие станки, а какой-то пацан с четвёртого этажа жилого дома в форточку, надрываясь, орёт: "Се-е-рый!". Начавшись с маленькой паузы, молчание росло и Антошке уже казалось, что не будет ему конца, поэтому сама удивилась, когда вдруг сказала:

– Вот я иногда думаю: почему в жизни всё случается так, а не иначе? Почему одним везёт, а другим нет? Почему одни рождаются и через несколько дней ни с того ни с сего умирают, а другие до ста лет живут? Или вот, например, почему тётьдусин Ванечка погиб? Перешагнул бы через мину и глядишь, жив бы остался, и вся их с тётей Дусей жизнь иначе бы обернулась, а мы с тобой вообще бы не встретились...