Денис Осокин - Овсянки (сборник)

оригинальный текст на финском — мартти иннанен.

оригинальный текст на русском — денис осокин.

эльса — ты дитя судьбы. на станции яянекоски близ ювяскюля в озерном краю ты машешь поездам идущим на тампере и котку. эльса — ты дитя судьбы. твоя судьба в ветреной оулу ловит рыбу в фуражке помощника капитана. его траулер как раз сейчас заходит в порт. почему у тебя такое счастливое лицо? почему ты смеешься? твое сердце больше чем поезда. оно больше чем море. эльса — ты дитя судьбы. ты купила желтые босоножки. и машинисты знают об этом.

я рылся в старых очень блокнотах в поисках каких-то адресов и встретил карандашную надпись ‘п. с. пахла арбузом’ — с восклицательным знаком в скобках. я сразу вспомнил что п. с. означает — пизда светланы. зачем я тогда записал? наверное чтобы однажды вспомнить — и сунуть в литературу. мы коротко дружили в осенней перми на каком-то фольклорном съезде. вечерами я таскал ее на плечах. на набережной камы говорил: я не мытый. — и целовал руками ее светлую теплую голову. мы устраивались на октябрьских тротуарах — как будто мы где-нибудь в италии — в безымянных заросших оливами почти что морских городах. я все время удивленно думал о том что ворошить свету ртом — как вдыхать арбуз — до чего же это здорово. даже невозможно — а все-таки! арбузная свежесть протекала в ней — я и сам таким становился. она приезжала в пермь из судогды если не из юрьева-польского. говорила что видимо скоро будет жить в кинешме замужем.

мне приснился мамин младший брат — дядя вова — и сказал: денис — тебе сколько лет? в августе будет двадцать восемь. — я ответил. а мне будет сорок один. — продолжал он. — и я до сих пор занимаюсь физкультурой — и летом собираюсь с друзьями в грузию. — дядя вова улыбнулся. — может быть даже поедем на мотоциклах. странный какой-то разговор. тем более я упорно знал что он очень важен. утром я сразу подумал о том что дядя вова полгода как умер — умер от странности сердца в сорок лет. с мертвыми я говорить привык — но эта беседа меня взволновала необычно сильно. она и сейчас не выходит у меня из груди — качается там бесконечной грустью — как желтая лодка-качели в парке приморского города.

анна хочет котенка и щенка — но в доме для них нет места. анне пять лет — и котенок с щенком как две половины солнца. анна сидит под столом и задирает к голове свои ступни. соединяет их — гладит — подносит к губам: играет с щенком и котенком.

футляр от аккордеона — стол за которым сидят друзья. сам аккордеон лежит неподалеку. друзей трое. на футляре-столе — личные вещи августа — который ушел вчера: яблоки — съедобные растения — (корни и трава) — грушевое здешнее вино в португальской шаровидной бутылке. в соседней комнате зазвенел телефон. хозяин дома улыбнулся и вышел. пока он разговаривал — кто-то из друзей взял в руки аккордеон и наиграл гимн латвии. хозяин вернулся — уселся на пол рядом с остальными — наполнил стаканы. сказал: он сейчас в цепочкино — переплывает вятку. жанна звонила — видела его. — на спине плывет? — спросил игравший гимн. — на спине — как обычно. — за плывущего в волнах. — третий друг встал на ноги и сделал золотистым стаканом приглашающий жест. они пили за август.

в лесных заболоченных деревнях коми — где близок холодный океан — где небо все время движется — где мы обретали в течение жизни самые лучшие ее куски — куда добираться по нескольку суток — поездами вездеходами лодками — где жизнь проста и нежна как топор — как пешня прекрасна и подлинна — где женщины живут вечно а мужчины не умирают естественной смертью — курником почему-то называют большой пирог с рыбой — обычно с хариусом или с сигом — а вином разведенный сырой водой спирт неизвестного происхождения. наевшись курником напившись вином — в октябре или в напоминающем ноябрь августе — мы бросались в обжигающие серые реки — в мокрое небо с изгородей и крыш — чтобы утонуть или не утонуть от полноты жизни — разбиться или не разбиться.

вспоминаю диалог со старым приятелем в большой весенней казани. весь вечер мы цедили ‘рябину на коньяке’ у него в кухне. все окна были настежь — раскачивался балкон — скрипел свои оттаявшие песни. мой дорогой. — ласково говорил приятель — наполняя гигантские фужеры. — я вывел для себя алмазную формулу — и готов спалить за нее свою голову на газовой горелке: в нашем городе много писателей. но писатель № 1 — это ты. писатель № 2 — женя дудкин. и наверное я — писатель № 3. и мы заслужили называться лучшими. мой милый. — отвечал я — обнимая друга, наливая ‘рябины’, закуривая, поднимая палец к выбеленным небесам. — ну что же ты говоришь такое! ты ошибаешься — и я сам спалю свою башку за исправление твоей ошибки. писатель № 2 в нашем городе не дудкин — писатель № 2 в нашем городе ты.