Денис Осокин - Овсянки (сборник)

на второе лето нашей семейной жизни мы с ритой ездили к родителям моего отца — под белую холуницу в деревню пеньба — кажется на пару недель. нестарые тогда старики весело рассматривали мою двадцатилетнюю жену — красивую худенькую — на полторы головы меня ниже — в сером сарафане — с брекетами на зубах — студентку бессмысленного отделения психологии. они друг с другом еще не виделись. на нашей свадьбе не было гостей. холуница не так далеко от нолинска — но я и рита жили тогда в другом городе. бабушка угощала нас рыбными котлетами и морсом — а дед крепленым вином и водкой. мы ели и пили — не теряя сил. дед тоже бойко опрокидывал рюмки — и приговаривал весело: мы скоро помрем. бабушка смеясь заметила: я думаю ты помрешь сегодня. когда это ты последний раз столько пил? они смотрели на риту ласково — а на меня сурово. мне казалось — они осуждают меня за то что я мог тронуть такую птичку такого ребенка — (и до сих пор продолжаю наверное трогать). они не верили хорошему блеску ритиных глаз — они не знали какая она бывает. после обеда мы гуляли в окрестностях пеньбы — сидели на траве — дед тоже был с нами — водил риту под руку и рассказывал ей про то как строил воткинскую гэс. а к вечеру топилась баня. но мы не могли дольше ждать. бабушка с дедом ходили за нами по пятам — поэтому я взял риту за руку и потащил ее в баню — объявив что нам нужно осмотреть друг друга — вдруг прицепились клещи. дед сказал: какие еще клещи?.. а рита сказала: злющие. в узком предбаннике я трогал — свою смешную риту — все что на ней было двумя движениями скатав на живот. рита твердила: мой сладкий мой милый. я наставил ей синяков. каждой капелькой пота риты я мог бы тогда умыться — напиться и досыта и допьяна.

парикмахеры — очень желанные девчонки — а сами они желают в несколько раз больше того что желаем мы. их мысли — только о сочных грубостях любви. это понятно: ведь они имеют дело с волосами. а что такое волосы как не грубая эротика заставляющая пунцоветь? и это не профессия делает их такими — как бы не так! — наоборот наиболее терпковато-свинские пирожные-девчонки уверенно оказываются внутри такой непристойной профессии. как вы считаете о чем они думают целыми днями пока стригут — пока перебирают волосы? эх — да что там: они не думают — а текут как патока. они трутся о кисти завернутых в креслах мужчин — и мелодично ойкают. мы вежливо улыбаемся их голосам. но приходят летние дни — и парикмахерам надо бы разбежаться в отпуск. ведь летом все мужчины разгуливают бритые — и в парикмахерские не идут. их жены в халатах на голое тело дома скоблят им головы — мужчины их благодушно гладят — горячими ладонями по прохладным ногам — а парикмахеры сидят в пустых креслах, прислушиваются к радио и кондиционеру — и грустят. в отпуск — конечно в отпуск. но кто их отпустит — на целое лето и сразу всех? и они выходят на крыльцо — сидят на поребриках — много курят. весело смотрят сначала в лица — а потом в спины проезжающих бритых велосипедистов. в их веселости — грустный вызов. иногда чего-нибудь крикнут — например: у вас волосатые ноги, мужчина — не желаете ли постричь? иная из них поправит подол — чтобы открыть трусики. бритые мужчины проезжают мимо — и ноги увозят с собой — в разные стороны — улицами города. а парикмахеры возвращаются в душистые залы чтобы стричь недовольную тетеньку или плачущего ребенка и мысленно пишут заявления об уходе.

не стоит жалеть о времени — о ненаполненных пользой днях. а надо вот как мы сегодня: поехали в лему на мотоцикле — прокатиться туда так просто — нагрузив питья и еды. ехали ехали — проехали километров двадцать. с утра было пасмурно — вдруг вышло солнце — и уверенно закрепилось над нашими головами. можно щуриться — а зачем? панамы свои мы оставили дома. думали секунду — или пару секунд — и развернулись — чтоб взять панамы. они у нас красивые — новые — из чистого хлопка — темные как у болот трава. до лемы мы засветло десять раз успеем. а обратно можно и в темноте. еще лучше даже. бензиновый полонез над фиолетовыми холмами. валторна фары сквозь сиреневый луговой воздух.

у мужа вылезла дрянь на шее — сразу за ухом — ниже к челюсти. блестящая красная — вот гадость. не хочется и называть такое. жена обещала посмотреть ему какое-нибудь средство — в домашних своих тетрадках набитых вклеенной пользой — в дурацких вырезках про здоровье — в старых невыброшенных отрывных календарях.