Джоди Пиколт - Девятнадцать минут

— Они все время называют его мужчиной, — сказала она. — Но он же всего лишь мальчик.

— Лейси, — повторил он, она встала и обняла его — приглашение на танец.

Если, находясь в больнице, внимательно слушать, можно услышать правду. Медсестры шепотом переговариваются над твоим неподвижным телом, когда ты делаешь вид, что спишь. Полицейские делятся секретами в коридорах. Доктора входят в твою палату со словами о состоянии другого пациента на устах.

Джози мысленно составляла список пострадавших. Оказалось, она могла определить шесть уровней отдаленности от любого из них — в зависимости от того, когда видела их в последний раз, когда они пересекались в жизни и как далеко находились от нее, когда были ранены. Дрю Джерард, который схватил Мэтта и Джози и рассказал, что Питер Хьютон стреляет в школе. Эмма, которая сидела через три стула от Джози в столовой. Трей МакКензи, футболист, известный своими шумными вечеринками. Джон Эберхард, который съел тем утром картошку Джози Мин Хорука, ученик, приехавший по обмену из Токио, который в прошлом году напился на физкультуре за стадионом и пописал из открытого окна на машину директора школы. Натали Зленко, которая стояла перед Джози в очереди в столовой. Тренер Спирз и мисс Ритолли, оба бывшие учителя Джози. Брейди Прайс и Хейли Уивер, золотая пара выпускного курса.

Были и другие, которых Джози знала только по имени — Майкл Бич, Стив Бабуриас, Анджела Флаг, Остин Прокиов, Алиша Kapp, Джаред Вайнер, Ричард Хикс, Джада Найт, Зоя Паттерсон, — незнакомцы, с которыми она теперь повязана навсегда.

Сложнее было узнать имена погибших. Их шептали еще тише, словно несчастные, лежащие на больничных кроватях, могли подцепить их судьбу, как инфекцию. До Джози доходили слухи, что мистера МакКейба убили, а Тофер МакФи продавал в школе травку. Собирая крупицы информации, Джози пыталась посмотреть телевизор, где круглосуточно передавали новости из Стерлинга, но всякий раз в комнату входила мама и выключала его. Из услышанных обрывков репортажей ей удалось узнать, что погибло десять человек.

Одним из них был Мэтт.

Каждый раз, когда Джози думала об этом, что-то творилось с ее телом. Она переставала дышать. Все слова, которые она знала, застревали в горле, перекрывая выход воздуху.

Благодаря успокоительным, количество которых казалось нереальным, она словно ходила во сне по мягкому ковру. Но стоило вспомнить о Мэтте, как все становилось настоящим и горьким.

Она никогда больше не поцелует Мэтта.

Она никогда не услышит его смех.

Она никогда не ощутит тепло его ладони на своей талии, не прочтет записку, которую он просунул в щель шкафчика, ее сердце не будет больше биться в его руке, когда он расстегивает ее рубашку.

Она помнила только половину из всего случившегося, словно выстрелы не просто разделили ее жизнь на до и после, но и лишили ее определенных умений: способности не плакать хотя бы в течение часа, способности смотреть на красный цвет и не чувствовать тошноты, способности складывать правду из своих воспоминаний. Об остальном в данной ситуации и вспоминать неприлично.

Поэтому Джози разрывалась как в бреду между приятными воспоминаниями о Мэтте и смертельными муками. Она постоянно вспоминала строчку из «Ромео и Джульетты», напугавшую ее во время изучения этой трагедии в девятом классе: «…в обществе червей, твоих служанок новых». Ромео сказал это Джульетте, которую считал мертвой, в склепе Капулетти. Пепел к пеплу, прах к праху. Но ведь существует еще множество промежуточных стадий, о которых никто не говорит. Ночью, когда медсестер не было, Джози ловила себя на мыслях о том, сколько нужно времени, чтобы плоть на черепе истлела, что происходит с глазными яблоками, перестал ли уже Мэтт быть похожим на себя… Когда она с криком просыпалась, десяток врачей и медсестер пытались ее успокоить.

Если отдаешь кому-то свое сердце и этот человек умирает, забирает ли он его с собой? Неужели приходится всю оставшуюся жизнь жить с пустотой в груди, которую невозможно заполнить?

Дверь в палату открылась, и вошла мама.

— Ну? — спросила она с такой широкой улыбкой, что она разделила все ее лицо, словно экватор. — Ты готова?

Было только семь утра, но Джози уже выписали. Она кивнула маме. Джози ее сейчас почти ненавидела. Она была очень обеспокоена и заботлива, но было уже слишком поздно. Словно только после этих выстрелов она поняла, что у нее нет абсолютно никаких отношений с Джози. Она все время повторяла Джози что всегда готова ее выслушать, — просто смешно! Даже если бы Джози и захотела — а это было не так, — то мама стала бы последним человеком на земле, кому она могла бы довериться. Она не поймет. Никто не поймет, кроме тех ребят, что лежат в соседних палатах. Ведь это было не какое-то убийство где-то там, на улице, что тоже страшно. Это было наихудшее из того, что могло случиться там, куда Джози никогда не вернется, — захочет она этого или нет.