Максуд Ибрагимбеков - За все хорошее - смерть

— Не хочешь — не ешь, — сказала Кама. — Никто тебя не уговаривает. А в наши дела не вмешивайся!

У нее в это время такое нехорошее лицо было, когда она мне это говорила, голос и лицо. Особенно лицо — чужое и неприятное. Я даже не думал, что у нее может быть такое лицо. Я уже слушать перестал, что мне говорят Алик и Сабир, так мне обидно стало после того, что я услышал от Камы.

Все легли спать. Я почитал еще немного разговорник, а потом тоже решил заснуть. Лег на бок и закрыл глаза, и в это время Кама мне говорит — она, оказывается, не спала:

— Ты на меня обиделся?

Я помотал головой — мол, нет.

— Обиделся, обиделся, я же вижу!

— Не обиделся.

— Если не обиделся, дай руку, мне с твоей рукой удобнее спать, — взяла мою руку и замолчала.

Смотрю — уже спит. А я никак не мог в ту ночь заснуть. Все думал о том, что утром Сабир раздаст всем эти рыбные консервы. Я-то, конечно, их есть не буду, но ребята все трое съедят же их. И говорить с ними бесполезно. Одни неприятности. Ничего не понимают. Я же помню, что было написано насчет ботулизма, у меня память на все напечатанное очень хорошая, я все стихи с самого первого раза запоминаю, даже плохие. И не только стихи — любую формулу, самую длинную, могу запомнить сразу. Там было написано, что человека, который отравится этими проклятыми консервами с раздутыми крышками, надо немедленно госпитализировать, я это слово тоже запомнил. Иначе смертельный исход. Я же помню, как Витя Щеглов умер — такой здоровый человек, а за одну ночь умер, несмотря на то, что его все-таки доставили в больницу. Мы же все отравимся, и умрем, и останемся здесь, как эти скелеты. Почему они не хотят меня послушать? Ведь если бы это сказал Сабир, они послушались бы его! Неужели для того, чтобы тебя слушали, ты должен уметь тридцать раз подтянуться на турнике?!

Я представил себе, как утром Сабир раздаст им содержимое одной банки и они съедят его: каждый свою долю. Съедят, а через час или полтора они, конечно, сразу пожалеют, что меня не послушались, но будет поздно. Все умрут в страшных мучениях: и Камка, и Алик, и Сабир. Меня от этой мысли почему-то даже тошнить стало.

Я осторожно вынул свою руку из ладони Камы, встал и на цыпочках подошел к Сабиру, очень не хотелось идти, но я все-таки пошел. Разбудил его, он открыл глаза и смотрит на меня удивленно. Я ему стал говорить, что если мы утром съедим эти консервы, то все погибнем. Он сперва молча слушал, видно, не понимал, о чем речь, а потом, когда понял, ужасно разозлился.

— Если ты сейчас же не пойдешь и не ляжешь спать, я тебе так дам, что всю жизнь калекой ходить будешь! — я повернулся сразу и пошел к себе, а он мне вслед говорит: — Я с тобой утром поговорю, — и еще одно слово добавил, если бы он не знал, что Кама спит, он никогда бы его не сказал.

Я пошел и лег на свое место. Полежал немного, а потом, когда мне показалось, что Сабир уснул, я встал, взял консервы, все восемь банок, и, тихонько ступая, пошел с ними в другой конец, туда, где коридор и комендантская. Я сперва хотел их спрятать куда-нибудь подальше, но подумал, что Сабир все равно заставит меня сказать, куда я их спрятал... Я взял и бросил их все по одной банке в глубокую яму, куда сливалась вода из желоба. После каждой банки я прислушивался: хотел услышать, как они ударяются о дно, но так ничего и не услышал, бездонная, она, что ли, эта яма?

Утром я раньше всех проснулся. Проснулся и лежу молча. Глаза открывать не хочется. Слышу, Сабир поднялся, сперва Каму разбудил, за ней Алика, а потом надо мной остановился, подергал за плечо: «Вставай, уже утро». Умылись, собрались вместе. Настроение у всех ужасное, по лицам видно, а хуже всех у меня, конечно. Только и думаю, что дальше будет. Сабир говорит:

— Ночью меня этот паникер будит, говорит, боюсь консервы кушать, животик от них заболеть может. Я, говорит, все энциклопедии на свете прочитал... Иди, читака, лучше консервы принеси.

И я пошел. До того места, где они были вчера сложены, шагов пять. Медленно пошел, потом вернулся и говорю:

— Нет консервов.

— А где они?..

— Я их выбросил.

Они на меня все трое удивленно посмотрели.

— Куда же ты их выбросил? — это Сабир спросил. Недоверчиво.

— В яму, куда ручей сливается, — я сразу почувствовал, что Сабир поверил. И остальные тоже поверили, просто в тот момент я только на Сабира смотрел.

— Все банки выбросил?

— Да.

Они все страшно разозлились.

— Подлец, — сказал Алик. — Какое ты имел право?

Он замахнулся, и я даже голову вобрал, думал, он меня ударит, но он не ударил, только плюнул и отошел в сторону. И Кама на меня посмотрела очень возмущенно и презрительно и сказала, что я дурак и эгоист несчастный. Только Сабир ничего не сказал, он стоял молча и смотрел на меня с ненавистью. Он стоял от меня на расстоянии двух шагов, а между нами была моя постель, и вдруг как прыгнет ко мне через нее.