Игорь Губерман - Гарики из Иерусалима. Книга странствий

Почитал я дивный текст этого саблезубого гуманиста и подумал с грустью и тревогой: почему же мы, евреи, отравители душевных колодцев, — ополчились именно на Россию?

Но настолько мелодически полон оказался этот номер газеты, что немедля я нашел ответ и на последний свой немой вопрос. Ничуть не только на Россию ополчились евреи, а на весь без исключения подлунный Божий мир. Который давным-давно уже мы покоряем планомерно и тщательно, в разное время окучивая разные страны. Объяснила это мне статья Геннадия Шиманова — «О тайной природе капитализма». Мне досталось в номере газеты только окончание этого блестящего труда, но и его вполне достаточно для ясности картины, и я в меру сил моих перескажу леденящий кровь детектив о плетении всемирной паутины.

Оказывается, было так: в середине прошлого века иудейские финансовые магнаты облюбовали Соединенные Штаты Америки. Они решили превратить эту страну в «ведущую державу всего капиталистического мира, должную распространить свое экономическое, политическое и духовное влияние на все человечество». И не стоит, читатель, принимать всерьез ту чушь, которую написали с тех пор всякие экономисты, историки, социологи и прочие слепые ученые о причинах и путях развития и процветания Америки. Эти профессора кислых щей были специально наняты, чтоб затемнить истинные пружины и механизмы. А на самом деле — Америка была секретно запланирована евреями, чтоб стать такой, как есть сейчас, и потекли туда по тайным каналам несметные деньги европейских банкиров. Главным образом — из Швейцарии, ибо именно там евреи с давних пор таили и копили свои сокровища. Почему же именно в Швейцарии? — спрашивает сам себя проницательный Шиманов. И отвечает, по-моему, просто и гениально. Во-первых, потому что история швейцарских банков («равно, как и история самой Швейцарии») окутана глубокой тайной — что с несомненностью означает тесную причастность к этому евреев. А во-вторых, по утверждению Еврейской энциклопедии, том 4, еврейские финансисты появились в районе Берна уже в шестом веке нашей эры.

В жизни своей ничего убедительнее я не читал. Вот какие страшные мы люди, думал я, и горестная гордость распирала мою грудь. И тут я вдруг сообразил, что я могу помочь Шиманову — он поленился полистать энциклопедию дальше, — а ведь текли еще, конечно же, и французские деньги, потому что в томе на букву «п» написано черным по белому (о, местечковая гордыня наша, побуждающая выбалтывать такие ключевые тайны!), что Париж хоть и столица Франции, однако же — «евреи здесь жили еще до завоевания Галлии франками».

Я покурил, остыл немного, выпил кофе и уныло занялся исторически предначертанным мне делом — сел вычитывать текущие инструкции из книжки «Протоколы сионских мудрецов». Я еще тоже напишу о нас со временем полную правду, тщеславно думал я. Не зря ведь самые заядлые антисемиты — из картавых.

Был у меня как-то краткий разговор с литературным профессором Романом Тименчиком, благо живет он тут же в Иерусалиме и преподает в университете. На случайной пьянке встретившись и мне желая что-нибудь приятное сказать, Роман спросил:

— У вас ведь, Игорь, есть черновики? Отдайте нам их, мы бы изучали ваше творчество, уже пора.

Я был польщен безмерно и, неловко восхищение скрывая, горестно признался:

— Нету, милый Рома, я как книжку кончу, сразу все выбрасываю, не держу архива никакого.

— Жаль, — ответил мне профессор с облегчением, — а то бы изучали.

Через какое-то недолгое время я наткнулся в ящике стола на уцелевший по случайности блокнот со множеством стишков. Вот настоящие литературные черновики, обрадовался я. И на случившейся такой же пьянке я как бы мельком и со скромностью, присущей ситуации, сказал Тименчику:

— А знаете, Роман, я тут нашел один блокнот довольно старый, там черновики большого сборника стихов…

А так как профессор явно не вспоминал, к чему я гну, я пояснил стеснительно:

— А то ведь изучать пора…

Роман просиял и доверительно сказал мне:

— Я это самое всем аспирантам говорю, а никто не хочет!

Я дивный этот разговор недавно вспомнил, ибо мне довольно крепко повезло. Это была как бы награда за неряшество. Я не храню архив, а та огромная помойка, что растет на полках и в шкафу, в ящиках стола и под столом, такого названия не заслуживает ни по виду своему, ни по сроку сохранения. Ибо как только предвидятся гости, я всю внешнюю часть помойки выбрасываю, а до внутренней добираюсь лишь частично — всегда находятся забытые листки, над которыми я с интересом безнадежно застреваю. Но однажды для гостей понадобились даже полки шкафа, тут я с силами душевными собрался и дня за два выбросил вообще все. А за прилежность был вознагражден: нашлась тетрадь, которую когда-то контрабандой вывез я в Израиль, уезжая. Там были стишки, которые писались с самого начала перестройки. Большую их часть я напечатал сразу по приезде, а оставшиеся бросил и забыл. Теперь найдя, я обнаружил, что они имеют прямое касательство к теме российской свободы, а значит — пусть живут в этой книжке.