Вадим Смоленский - Кремниевый Моцарт

Идущая в стране перестройка как раз вступила в фазу кооперативного движения. Население предпринимало первые робкие попытки обогатиться. Ученые отнюдь не были в первых рядах этого населения, но отдельные все же попадались. Виктор Варшавский был среди этих отдельных. Его кооператив "Трасса" торговал научными знаниями - а именно, системой автоматизированного проектирования самосинхронных схем - и делал это весьма успешно. Варшавский занимал в кооперативе ключевую должность научного руководителя; председателем же была моя теща Наталья Михайловна - женщина энергичная и хваткая, способная пробиться через бюрократические рогатки неповторимых позднесоветских лет. Удивительно, но им уже тогда удавалось зарабатывать деньги на чистой науке.

Тогда же участились поездки Варшавского за границу. Собственно, выезжал он и в советские годы, несмотря на беспартийность и "пятую графу" - но, конечно, нечасто. Читал лекции в Хельсинки, несколько месяцев провел в Англии… О последней написал весьма интересные заметки, которые предложил журналу "Звезда" - их даже приняли к публикации! - но весьма некстати началась война на Фолклендах, Англия вышла из начальственного фавора, и публикацию отменили.

Из его рассказов об Англии я запомнил один. Он жил на частной квартире, валюту экономил и виски не пил. Но совсем не пить было трудно, к тому же оставалось свободное время - и это время ученый посвятил сборке и эксплуатации самогонного аппарата. С хозяйкой был заключен договор: в случае чего поддерживать версию о курсе лекций "Самогоноварение в СССР" с демонстрацией примеров и экспонатов. Увы, на первой же лекции аппарат перегрелся и взорвался, заляпав стены и потолок пахучей и неэстетичной брагой. Хозяйка заставила отмывать. Ученый трудился всю субботу и все воскресенье, отмыв не только брагу, но и то, что считалось мореным дубом, на деле оказавшимся слоем копоти на зеленой краске. Под давлением хозяйки от дальнейших лекций пришлось отказаться.

В девяносто первом году Виктор Ильич Варшавский провел несколько месяцев в Париже, сплошь увешанном рекламой нового голливудского боевика "V.I.Warshawski". Работодателей это изрядно смешило - но французские грузчики, видимо, не смотрели голливудских боевиков принципиально. Они прочитали бирки на багаже профессора - и, недолго думая, отправили весь багаж в Варшаву. Профессор прилетел домой без багажа, его нашли через неделю где-то во Франкфурте. Хорошо, что заработанные деньги ехали не в чемодане; их как раз хватило, чтобы купить дочери двухкомнатную квартиру, что было очень кстати - особенно в свете появления на свет сразу двух внуков великого ученого. Одного назвали Ильей, в честь покойного прадеда-фантаста.

Для соблюдения симметрии упомяну, что второй внук был назван Андреем, в честь прапрадеда по отцовской линии, который, хоть и не оставил имени в русской литературе, ухитрился тем не менее оставить след на оперной сцене, - чем всю оставшуюся жизнь тыкал в нос своей жене, моей прабабке: мол, ты тут на печке лежишь, а я выступал бок о бок с Шаляпиным! Выступление заключалось в проезде по сцене Мариинки на белом коне; в эту массовку привлекали солдат из третьго стрелкового полка лейб-гвардии, где мой прадед - рослый архангелогородец, каких только и отбирали на оперные нужды, - служил тогда государю императору.

Пардон за офтопик.

Не помню, когда именно и при каких обстоятельствах из уст Варшавского впервые прозвучало слово "Япония". Оно могло прозвучать при любых обстоятельствах. В 1992 году, в разгар гайдаровских реформ, желающие продолжить научную карьеру за границей не особо привередничали.

Нельзя сказать, что я безусловно относился к таким желающим. Я смотрел в будущее с преступным легкомыслием. Работал инженером в НИИ, проектировал цифровые схемы для "телевидения завтрашнего дня" (кажется, этот "завтрашний день" и по сегодня не наступил), получал от работы много удовольствия и мало денег, а проблемами материального и общекарьерного свойства почему-то грузился не сильно. Ими грузился за меня мой тесть. Он регулярно посвящал меня в свои планы устроить дочь, а заодно и зятя в какую-нибудь заморскую аспирантуру - то в Америке, то в Англии, то где-нибудь еще. Я выслушивал, кивал, но не придавал этим разговорам особого значения. Накануне отлета в Токио на собеседование он заглянул к нам, чтобы поучаствовать в выгуливании внуков.

- Авантюра, конечно, - сказал он, глядя, как юная поросль скатывается с горки. - Но если вдруг что-то наклюнется, буду пытаться и вас пристроить.