Бернард Маламуд - Идиоты первыми

Наконец настала пятница, Фельд чувствовал себя неважно и лежал в постели, а миссис Фельд решила, что лучше посидеть с ним в спальне, когда пришел Макс. Перед уходом Мириам привела Макса к дверям спальни, и он на минуту остановился у порога, высокий, слегка сутулый, в толстом обвисшем пальто, но поздоровался он с сапожником и его женой без стеснения, что, несомненно, было хорошим признаком. И Мириам хоть и проработала весь день, была очень свежа и красива. Она была крупная, хорошо сложенная девушка с приятным открытым лицом и мягкими волосами. Первоклассная пара, подумал Фельд.

Мириам вернулась в половине двенадцатого. Мать уже спала, но сапожник встал и, отыскав ощупью халат, вышел на кухню; там он с удивлением увидел, что Мириам сидит и читает.

— Так куда же вы ходили? — ласково спросил Фельд.

— Гуляли, — ответила она, не подымая глаз.

— Да, я сам ему посоветовал, — начал Фельд и откашлялся, — сказал, чтоб он не тратил деньги зря.

— А мне все равно.

Сапожник вскипятил чай и, положив толстый ломоть лимона в полную чашку, сел к столу.

— Ну и как тебе понравилось? — спросил он, отпив глоток.

— Да ничего.

Он помолчал. Наверно, она почувствовала, как он разочарован, потому что добавила:

— Разве человека узнаешь с первой встречи?

— А ты с ним будешь встречаться?

Она перевернула страницу и сказала, что Макс просил ее встретиться с ним опять.

— А когда?

— В субботу.

— И что ты ему сказала?

— Что сказала? — Она ответила не сразу. — Сказала: хорошо.

Потом она спросила, как Собель, и Фельд, сам не зная почему, ответил, что тот нашел другую работу. Мириам ничего не сказала и продолжала читать. Совесть не мучила сапожника: он был доволен, что они встретятся в субботу.

За эту неделю ему удалось выспросить Мириам о Максе — он осторожно задавал наводящие вопросы. Его удивило, что Макс учится не на доктора и не на адвоката, а проходит специальный курс, дающий диплом экономиста. Фельд считал, что экономисты — это все равно что бухгалтеры, и предпочел бы более «культурную» профессию. Но вскоре он подробно разузнал об этой профессии, убедился, что экономисты с высшим образованием пользуются всеобщим уважением, и, успокоившись, ждал субботнего вечера. Но суббота — день занятой, поэтому он задержался в мастерской и не видел Макса, когда тот зашел за Мириам. От жены он узнал, что ничего особенного при встрече не произошло. Макс позвонил, Мириам взяла пальто и ушла с ним — вот и все. Фельд ни о чем допытываться не стал — его жена наблюдательностью не отличалась. Спать он не лег и дремал сидя, с газетой на коленях, почти не заглядывая в нее, настолько он ушел в раздумье о будущем. Он очнулся, когда дочь пришла, — она стояла перед ним, устало снимая шляпку, и, только поздоровавшись с ней, он вдруг неизвестно отчего испугался и не спросил, как прошел вечер. Но когда она ничего не сказала, ему все же пришлось самому спросить, весело ли ей было. Сначала Мириам произнесла какие-то ничего не значащие слова, но вдруг передумала и, помолчав, сказала:

— Мне с ним было скучно.

Не сразу переборов острое чувство разочарования, Фельд спросил, почему скучно, и она, не задумываясь, ответила:

— Потому что он материалист, и больше ничего!

— Что это значит — материалист?

— Души в нем нет. Он интересуется только вещами.

Фельд долго обдумывал, что это значит, потом спросил:

— Но ты с ним будешь видеться?

— А он меня не просил.

— А если попросит?

— Нет, не буду.

Спорить с ней он не стал. Но проходили дни, и он все больше надеялся, что она передумает. Хоть бы Макс позвонил, думал он в уверенности, что Мириам просто по неопытности не разобралась в нем. Но Макс не звонил. Более того — он теперь ходил в колледж по другой дороге, минуя мастерскую, и Фельд был глубоко обижен.

Но однажды к вечеру Макс зашел и спросил свои башмаки. Сапожник снял их с полки — он поставил их туда отдельно от другой обуви. Чинил их он сам, подметки и каблуки были пригнаны крепко и ладно. Башмаки были начищены до блеска и выглядели совсем как новые. У Макса дрогнул кадык, когда он их увидел, и потускнели глаза.

— Сколько с меня? — спросил он, не глядя на сапожника.

— Я же вам уже говорил сколько, — печально сказал сапожник. — Один доллар и пятьдесят центов.

Макс подал ему две смятые бумажки и получил новенькую монетку — полдоллара серебром.

Он ушел. О Мириам не было сказано ни слова. В этот вечер сапожник обнаружил, что новый помощник все время его обкрадывает, и у него сделался сердечный припадок.