Бернард Маламуд - Перемирие

Еще мальчишкой Моррису Либерману выпало увидеть, как дюжий русский крестьянин ухватил тележное колесо, прислоненное к кузнице, раскрутил и метнул в спасавшегося бегством еврея-могильщика. Колесо угодило еврею в спину, перебило позвоночник. Онемев от ужаса, могильщик так и лежал, где упал, — ждал смерти, а рядом горел его дом.

Тридцать лет спустя Морриса, вдового владельца небольшого магазинчика, одновременно бакалеи и кулинарии, в районе Бруклина, населенном преимущественно выходцами из Скандинавии, при воспоминании о погроме корчило от ужаса, как и в пятнадцать лет. С тех пор как нацисты пришли к власти, его часто охватывал такой же страх.

По радио передавали про нацистские издевательства над евреями, от этих сообщений Моррис содрогался, но не слушать радио не мог. Его сын Леонард — ему шел пятнадцатый год — худой, прилежный мальчик, видел, что отец на пределе сил, и порывался выключить радио, но бакалейщик не разрешал. Весь день слушал, а ночью не спал: слушая, он приобщался к бедствиям своего народа.

Когда началась война, Моррис уповал, на то, что евреев спасет французская армия, — он в нее верил. Он практически не отходил от радио, слушал сводки и молился о победе французов. Войну против нацистов он называл «праведной войной».

В мае 1940-го немцы прорвали оборону у Седана, и тревога, с каждым днем снедавшая Морриса все сильней, стала и вовсе невыносимой. Когда в лавке не было покупателей или когда он готовил салаты на кухне позади лавки, он включал радио и с отчаянием слушал сводки. Они следовали одна за другой, но, похоже, ни в одной не было ничего хорошего, и он все сильнее впадал в уныние. Бельгийцы сдались. Англичане отступили у Дюнкерка [1] В 1940 году после прорыва гитлеровских войск у Седана английский флот эвакуировал английский экспедиционный корпус из Дюнкерка. , и в середине июня нацисты на грузовиках мчались во весь опор к Парижу, мимо полей, где огромные стада поверженных французов переводили дух.

День за днем, по мере того как разворачивались военные действия, Моррис, примостившись на краешке койки в кухне, слушал — горести его множились, и он качал головой, как евреи, оплакивающие покойника, потом взбадривал себя надеждой на чудо, чудо, которое, как и евреев в пустыне [2] Когда Моисей водил евреев по пустыне, Б-г «источил… воду из скалы гранитной, питал… в пустыне манною» (Второзаконие 8:15–16). , спасет французов. В три он выключал радио: к этому часу Леонард возвращался из школы. Мальчик видел, как изводит отца война, умолял его не слушать все новости подряд, и Моррис старался успокоить сына, делал вид, что война его больше не интересует. После школы Леонард вставал за прилавок, отец отсыпался на койке в кухне. Дневной сон, пусть кошмарный, саднящий душу, все же давал силы вынести и долгий день, и горькие мысли.

Торговые агенты оптовых бакалейных фирм и шоферы, с которыми Моррис вел дела, видя, как он страдает, поражались. Они втолковывали ему, что эта война не касается Америки и зря он принимает ее так близко к сердцу. А были и такие, которые, выйдя из магазинчика, потешались над ним. Один из таких, Гас Вагнер, — он поставлял колбасы и прочую мясную гастрономию, — без опаски смеялся над ним прямо в глаза.

Гас был кряжистый, с крупной массивной головой, толстомясыми щеками. Хоть он и родился в Америке и служил в Американском экспедиционном корпусе [3] Часть вооруженных сил США, переброшенная в Европу в конце первой мировой войны. в 1918 году, победы нацистов распалили его воображение: он верил, что им, при их силе и мощи, ничего не стоит завоевать весь мир. Он завел альбом для вырезок, вклеивал туда статьи о немецких победах, фотографии. На него произвели глубокое впечатление рассказы о панцирных дивизиях [4] Немецкие дивизии, по преимуществу танковые, предназначенные для стремительного внезапного нападения. , а отчеты о боях, где им удалось прорвать оборону противника, грели его душу. В открытую он о своих чувствах не говорил: дело прежде всего. И пока что поднимал бакалейщика на смех: с чего бы ему так болеть за французов.

Что ни день Гас с корзиной ливерных и копченых колбас на руке входил в магазин и брякал корзину на кухонный стол. Бакалейщик, как обычно, сидел на койке, слушал радио.