Вильям Козлов - Когда боги глухи

— Я на Лиду не в обиде, — сказал сын. — Что нам было отпущено, прожили с ней хорошо.

— Веришь в судьбу? — хитро взглянула на него мать.

— Так, к слову пришлось, — сказал он.

— Взял бы и снова женился? — усмешливо взглянула на него мать. — Красивый, вон и седина тебе к лицу… Неужто от таких-то нынешние бабы нос воротят?

Он улыбнулся про себя, вспомнив, что то же самое говорила ему и дочь.

— Говорят, ты будущее предсказываешь, — усмехнулся Павел Дмитриевич. — Вот и погадай: женюсь я снова или так свой век бобылем проживу?

— А мне неча и гадать, — скорбно поджав губы, заявила мать. — Я и так знаю — быть тебе бобылем. Не веришь ты бабам и рад бы снова жениться, да не переступить тебе через себя: обжегшись на молоке, теперь будешь дуть на воду.

— А что еще ждет меня впереди?

Павел Дмитриевич понимал, что все это чепуха, но какое-то затаенное любопытство заставляло его задавать матери эти вопросы. Случается, и гадалки правильно предсказывают судьбу. Вернее, не предсказывают, а угадывают. Сколько уже сотен лет существуют хироманты, астрологи, графологи.

— Другим я могу это открыть, а тебе — нет, — сказала мать. — Ты же мой сын. А на своих загадывать трудно… Я слышала, врачи не делают операции близким. Да и зачем это тебе? Ты же образованный, все одно мне не поверишь.

— Ведь узнала же ты, что я сюда приеду?

— Все у тебя, Павел, будет хорошо, а быть одиноким, видно, на роду написано. Возьми своего батьку: и женат, а один как перст, да и я вот доживаю свой век одна… — Она зорко взглянула на него: — А женщина у тебя и сейчас есть, хорошая, умная, только пути ваши уже разошлись, Паша. И другая будет еще умнее и краше этой, помучит она тебя, поиграет тобой и бросит. А на хитрых да коварных, падких до чинов и денег ты и сам не захочешь смотреть. Тут у тебя ума хватит таких сразу распознать. Баба, она, как кошка, ласку любит, а ты, Паша, неласковый, для тебя на первом месте работа, а уж потом остальное… Вот и женись на своей работе…

— Неласковый я, видно, в тебя, мать, — со вздохом произнес он.

— А какая жизнь у меня была, Паша? — поджала сухие губы она. — Много ли я радостей в ней видела? Твой батька от меня ушел, потом этот… Да рази я знала, что он вражина? Ведь до прихода немцев ничего не ведала… А сколько годов из-за него, супостата, люди на меня косились! Слава богу, теперь никто и не попрекнет прошлым… Игорь провалился как сквозь землю. Не знаю, где он и обитает…

— А что же твое колдовство? Не подсказывает?

— Живой он, Паша, — покачала она головой. — Только чужой мне. И не только мне — всем.

Павел Дмитриевич слушал мать и вспоминал свою бабку Ефимью Андреевну, которая хотя и не прослыла в поселке колдуньей, но своим близким предсказывала и беду чуяла задолго… Исстари тянутся больные и увечные к колдунам и знахарям. И некоторых они излечивают от недугов на удивление всей официальной медицине и науке. Об этом тоже пишут в газетах и журналах…

— А Дмитрий, батька твой, не жилец на белом свете, — на прощание заявила мать. — Недолго он протянет.

— Все сердце на него держишь? Не простила?

— Господь с тобой. — Ее губы тронула улыбка. — По мне, живи он хоть сто лет, да смерть ждать не хочет…

— Как тебя встретила Александра-то? — подал голос с дивана Дмитрий Андреевич.

Павел Дмитриевич не говорил ему, что был у матери, а вот поди ты, догадался! Наверное, и впрямь в их роду есть что-то колдовское. Вот только ему, Павлу, не передалась эта особенность. Все беды и невзгоды, не уведомляя его заранее, внезапно обрушиваются на голову…

— А ты чего к ней не заходишь?

— Киваем друг дружке на улице, а поговорить нам не о чем… — Он помолчал. — Вот какая штука. Странно как-то смотрит она на меня…

— Странно?

— Ну, будто что-то за моей спиной видит… Может, смерть с косой?

Павел Дмитриевич внутренне содрогнулся; и отец об этом же самом! Да что они тут, с ума посходили?!

— Не подумай, что я боюсь ее колдовства, — засмеялся отец. — Пустое все это. Поражает меня другое: нет той былой ненависти в ее взгляде, скорее — жалость. А это меня сильно задевает. Последнее дело, когда женщина мужика начинает жалеть. Оскорбительно это для меня.

— Зла у нее к тебе нет, — только и нашелся что сказать Павел Дмитриевич.

— Я вот о чем подумал, — кашлянув, заворочался на своем диване Дмитрий Андреевич. — Останься я тогда, когда был женат на Александре, в Андреевке, может, до сих пор был бы с ней и внуков нянчил. Не пускала она меня в Питер, будто чувствовала, что это конец нашей любви… А мне тогда казалось, что она хочет мне крылья подрезать, сама полуграмотная и мне не дает учиться… Добился я своего, закончил университет, в общем, по служебной линии все у меня было в порядке — и должности, и уважение, — а вот семейная жизнь так и не сложилась с Раей…