Вильям Козлов - Солнце на стене

— Сосед? — спросил он.

Я кивнул.

— Как и мы, грешные, землепроходцы?

Я снова кивнул. В то время я был робок с незнакомыми людьми. Месяцами видишь одни и те же лица. Мне нужно было сначала привыкнуть.

— Гм, — сказал бородач. — Молчание, конечно, золото…

Понемногу он растормошил меня, и мы разговорились. Звали его Вольт Петрович. Я и виду не подал, что удивился, хотя такое имя услышал в первый раз. Вольт Петрович — начальник археологической экспедиции. База — в ста пятидесяти километрах южнее. Их группа прибыла сюда для пробных раскопок, они надеются, что в этом районе — радиус 30 километров — есть древнее городище…

Он увлекся и стал рассказывать про великое переселение наших предков, про их древнюю культуру, быт.

Иногда камни с изображениями, черепки от посуды, предметы домашнего обихода помогают раскрывать тайны, над которыми ученые всего мира бьются десятилетиями…

Он достал из кармана черную корявую трубку и протянул мне.

— Этой штуке две тысячи лет, — сказал он.

Я с осторожностью подержал окаменевшую трубку в руках и отдал Вольту Петровичу.

Домой я вернулся поздно, мать уже стала беспокоиться.

А ночью мне снился красивый древний город, который, словно зачарованный, веками спит глубоко под землей. Мы вдвоем с Вольтом Петровичем идем по белым безмолвным улицам, и окаменевшие чудовища провожают нас пустыми глазами…

Едва дождавшись конца работы, я снова помчался к палатке. Но Вольта Петровича не было. Беловолосый неразговорчивый парень готовил еду: вскрывал банки с мясной тушенкой, концентраты. Я натаскал веток, разжег костер. Беловолосый подобрел и сказал, что они на раскопках, вот-вот объявятся.

Они пришли усталые и сразу набросились на еду. Я смотрел на них, и мне до смерти хотелось быть своим среди них. Вместе с ними искать это древнее городище и обязательно найти его… И моя работа на рельсоукладчике показалась совсем неинтересной. Бродить по земле, искать то, чего никто никогда не видел…

Когда прилетел вертолет, я поднялся в воздух вместе с ними. Я был здоровый парень, а в экспедиции не хватало рабочих рук. Отец отпустил меня на два месяца. К этому сроку у археологов заканчивались разведывательные раскопки.

Кто знает, если бы мы не нашли это древнее поселение, я тоже, как и брат мой, стал бы железнодорожником. Но мы нашли его в тайге под толстым слоем земли. Это был не белый город, всего-навсего жалкое кочевье. Но когда твои руки первыми касаются предметов, которые несколько тысяч лет назад держали другие люди, это прикосновение запоминается на всю жизнь.

Я до сих пор в память о своей первой экспедиции храню каменный топор. Вольт Петрович после некоторого колебания разрешил мне взять его с собой.

Вернувшись из армии, я поехал в Москву, чтобы разыскать Вольта Петровича и записаться в очередную экспедицию. Я нашел его в Москве без бороды, в красивом сером костюме и при галстуке. Я даже сразу не узнал его. Да и он не мог поверить, что это я — тот самый подросток, который два месяца прочесывал с ними тайгу. В армии я вытянулся, окреп. Вольту Петровичу приходилось задирать голову, чтобы посмотреть мне в лицо. Он заканчивал аспирантуру и готовился к защите диссертации. Когда мы заговорили о сибирской экспедиции, он оживился, заходил по комнате. Я видел, что ему до чертиков надоела эта кабинетная тягомотина. Он готов был хоть сейчас надеть брезентовую куртку с капюшоном, на плечи рюкзак и — в туманную даль…

Но только через два года он сможет это осуществить, а пока… диссертация, черт бы ее побрал!

Я с месяц пожил в его маленькой холостяцкой комнате, готовился к экзаменам в университет, на исторический факультет. Этот факультет в свое время закончил Вольт Петрович. Он помог мне подготовиться. Я сдал экзамены, но на следующий день уехал в родной город. Вольт Петрович был возмущен до крайней степени.

— Я тебя, балбеса, натаскивал по всем предметам целый месяц! Слава богу, сдал! Так учись, кретин! — кричал он на меня и вырывал из рук чемодан.

— Пять лет… — сказал я. — Не выдержу, дорогой Вольт… Ей-богу, сбегу!

— Через два года чтобы разыскал меня, дубина стоеросовая. В Среднюю Азию — на полгода! Самарканд, Хорезм — азиатская романтика! Вот там ты увидишь свои волшебные белые города…

— Разыщу, если снова бороду отпустишь, — сказал я.

Мы обнялись, и я уехал. А в университете я перевелся на заочное отделение. Сейчас уже перешел на четвертый курс. Правда, многие мои знакомые удивляются: какое отношение имеют паровозы к разбитому кувшину или к наконечникам от стрел?