Тогда я от безысходности стал добавлять в кофе молоко, чего раньше за мной не водилось никогда. Один мой несовершеннолетний родственник во младенчестве наотрез отказывался пить специальное детское молоко. Творожок с бессмысленным названием «Агуша» и напиток с бифидокультурами он еще как-то употреблял, а вот молоко – ни в какую, хоть тресни!
Это оказалось очень кстати, и все оно (в качестве компенсации за труды сопряженные с его добыванием) доставалось мне. Знаете, такие маленькие желтые пакетики. Три раза в неделю по два пакетика. Молоко, между прочим, витаминизированное. Тучные стада витаминов и микроэлементов бродили в том молоке. Хочется верить, что они благотворно повлияли на цвет моего лица и пищеварительные процессы.
Вот почему в описываемое зимнее утро я сидел в дежурке хмурый и пил кофе с молоком.
Как почти все события, случавшиеся в Третьяковке, курьез, про который я уже давно пытаюсь рассказать не обошелся без Олега Алексеевича Баранкина.
Возвращается Олег в дежурку с регулярного облета территории и, сложив кожистые крылья, объявляет мне с нарочито индифферентным видом, глядя как бы даже в другую сторону:
– Фил, это… А, по-моему, Павел Макарович у тебя спит на «первой» зоне!
И щщи у него при этом такие загадочные, будто он один знает где искать Янтарную комнату, и кто на самом деле убил Курта Кобейна.
Конечно, я подумал, что это шутка. И отнесся к словам Баранкина соответственно:
– Олег Алексеевич, а, по-моему, у тебя Гена на «ноль-шестом» опять поигрывает с морковкой.
Олег посмеялся, а потом и говорит:
– Да нет, я серьезно. Развалился на банкетке и дрыхнет.
Ёпт, думаю, вот только этого мне сейчас и не хватало. Спящий сотрудник на моем втором этаже – это в некотором роде упущение. Это недосмотр и недогляд. Это пиздец просто какой-то! Я вдруг отчетливо представил себе, как Е.Е. говорит мне с сожалением в голосе: «Фил, ну ёб твою мать…», и подписывает указ о разжаловании. Опять в окопы? Опять дизентерия и насекомые? Тридцать три тысячи чертей…
«Отжеж сука! Убить его, что ли, Павла Макаровича этого?» – думал я со злостью, поднимаясь на второй этаж.
Обхожу кругом «первую» зону, и наблюдаю трогательную картину. На мостике над лестницей стоит банкетка, на ней сидит Павел Макарович Тюрбанов и, запрокинув голову, смотрит какой-то приятный сон. Даже рот открыл милейший Павел Макарович. Дыхание его ровное и размеренное.
Смотрительница Амалия Карловна… (Тут надобно заметить, что встретить в Галерее среди смотрителей какую-нибудь обыденную Марью Ивановну было практически невозможно. Третьяковские бабушки в большинстве своем именовались богато, со вкусом, и даже загранично: Милиция Львовна, Олимпиада Маркусовна, Эсфирь Исааковна Шокалис, Фируза Табжахуновна, Амалия Карловна вот опять же… Где скрываются люди с такими именами в повседневной жизни – это для меня загадка, но концентрация их в Третьяковке просто удивляла.) …смотрительница Амалия Карловна завидев меня, приложила палец к губам и умоляюще прошептала:
– Вы уж не будите его! Пусть поспит. А я послежу тут.
Она последит тут… Ну разве не прелесть! Я заверил добрую женщину, что и в мыслях у меня не было тревожить покой любезного Павла Макаровича. А пришел я сюда исключительно справиться, не нужно ли ему еще чего-нибудь. Не подложить ли ему под голову мягкую подушку-думку, вышитую проворной рукой моей молодой жены? И не укутать ли его в мохнатый шотландский плед? Возможно, я даже попрошу Ивана Иваныча принести для Павлика горячего шоколада и французских булочек. Впрочем, никак не ранее того, как он изволит проснуться.
Амалия Карловна сообщила мне, что я славный человек. Да, этого у меня не отнять – что есть то есть… Многие, кстати, тоже так считают. Тогда она предложила принести свой оренбургский пуховый платок, все-таки на сквозняке сморило бедного Павел Макарович, так и простудиться недолго. Это, говорю, пожалуй, подходяще. Несите, бабушка платок! А я пока тут мух буду отгонять от внучека…
Растроганная Амалия Карловна выразила надежду, что Господь сохранит меня. Я не стал спорить и отпираться. В конце концов, это было бы как-то глупо. Смотрительница на цыпочках поспешила прочь. Сотрудник в оренбургском платке! М-да… Даже жаль лишать себя такого зрелища, честное слово.
Сначала я собирался просто прыгнуть с разбега на Павла Макаровича и, ошеломив мерзавца напором, затем по монгольскому обычаю с гиканьем протащить его за ухо по всей Галерее. В назидание, так сказать. Да и прочим разгильдяям наглядная агитация будет. Однако потом с сожалением передумал. Такого наказания в Уставе караульной службы все-таки не числится. Мне бы тот устав писать…
Читать дальше