Эльмира Нетесова - Заложники любви

— Куда мою кашемировую шаль упрятали, сволочуги окаянные? Я ее в приданое от бабки получила. За всю жисть дважды надевала, считай что новая! Знамо дело сперли нехристи! Отдайте, не доводите до зла!

— Ну, мы ей в ответ, успокойся, бабуля! Никто твою шаль не брал. Давно они вышли из моды. А и на улице скоро лето! Кому нужна твоя шаль?

— Вор завсегда впрок и загодя крадет! Меня не обдурите!— лезет к нам в сумки.

— Нашли и шаль. Она в рукаве ее пальто была воткнута! А бабка опять свое:

— Подсунули!

— Мы пока свои вещи по местам разложили, в столовую опоздали. А эта старая чмо сидит и пересчитывает свои рейтузы! Они у нее еще со времен Суворова. Десятки раз штопаны и годами не стираны. Так вот снова одних не досчиталась, розовых, с рюшечками по низу.

— Поверите, нас тошнило от ее белья. А бабка снова в визг и опять к нашим чемоданам полезла. Ну и мы терпение потеряли. Как взяли в оборот втроем. Понесли по кочкам. Сказали все. Какой вой подняла старая канитель, орала, что мы ее бедную со свету сживаем, на погост выпроваживаем и дышать не даем.

— Егор Лукич, да с этой Улей и без того в одной комнате нельзя находиться.

— Почему?

Девчонки переглянулись, покраснели.

— В чем дело? — спросил Титов.

— Она, как хорек воняет. Сядем чаю попить, Ульяна подпустит так, что глаза на лоб лезут. Форточку открываем и не помогает. Тогда двери отворяем. Она орет, что ее простуживаем. На весь этаж вопит, убийцами обзывает. Если кто-то из ребят зайдет, Уля нас засранками называет, говорит, что из-за нашей вони страдает.

— Уберите ее от нас! Сил больше нет. Куда хотите девайте! Нас уже достала до печенок!—жаловались девчата.

— Позовите Ульяну сюда! — попросил Лукич.

Старуха гордо вошла в кабинет, села напротив

Егора.

— Вы что ж это Ульяна вытворяете? Почему издеваетесь над девчатами? Они уже сколько лет у нас живут, ни одного замечания на них не было. Вы только пришли и уже всех достали!

— А я чего? Не мешаю никому!

И тут девчат прорвало:

— А твое сало, шаль, рейтузы! Это за неполные три дня, ты извела нас своей вонью. Не успела порог переступить, судами грозить стала!

— Ну, вернули мне сало и шаль. Подбросили. И я в суд не пошла. А вот рейтузы отдайте! Розовые, с рюшечками! Если не отдадите, я не только до суда, а и до Президента дойду, пусть он хоть с вас поснимает, а мое воротит в целостной сохранности.

— Бабка! Совсем очумела! Только и дела Президенту разбираться с твоим исподним. Хоть не позорься и нас не срами! — не выдержал Титов.

— Да будет заходиться! Я ж тоже голосовала за Президента, пусть подможет отнять ретузы у воровок! Я ж не прошу, чтоб он мне свои отдал.

— Бабка! Вижу, ни с кем не уживешься. Ни в одной комнате. Никто не возьмет вас! И предлагать не могу! — не выдержал Егор.

— А куда ж мне теперь деваться?

— Мы ее в комнату не пустим!

— Кого хотите подселяйте, только не ее!

— Вы что ж, удумали меня на улицу выпихнуть? Я такая же женщина, как и вы! Попробуйте выгнать! Всех в суд выволоку, в милицию сдам! Пусть с вами власть разбирается по всем законам! — орала Уля.

— Стоп! Тихо! Чего кричать? А что если определить в стардом? Мы, года три назад, оформили туда нашу старушку. Так она в том стардоме деда себе нашла и вышла замуж. До сих пор нас благодарит! — вспомнил Егор.

— А на мою долю там старик остался?

— Думаю, что сыщется! — повеселел Лукич, обрадовавшийся возможности избавиться от бабки насовсем.

Но, несмотря на уговоры и просьбы, девчата не согласились взять в комнату Улю. Они не пустили ее даже на одну ночь.

Егору Лукичу пришлось поселить старуху в гардеробной, поставив там раскладушку, столик и табуретку.

К бабке никто не приходил. О ней мигом узнали на всех этажах. И Ульяна, пользуясь привилегированным положением, сама ходила в гости к кому захочет. Кто-то делал вид, что не замечает бабку, другие, под предлогом занятости, выставляли, и лишь очень редкие жильцы, сжалившись, угощали старуху чаем.

И тут Уля сразу оживала. Она начинала рассказывать о себе, жаловаться на бестолковую и бесстыжую родню, на никчемную невестку и отморозка внука.

Ее слушали и не слышали, видели и не замечали. Она ходила среди людей серым призраком, какой никто не воспринимал всерьез. С нею никто не разговаривал. Даже когда она кого-то дергала за локоть, никто не смотрел в ее сторону.

А вскоре Уля заговорила сама с собой. На работе и в общежитии, на улице и в магазине, бабка спорила сама с собой. Кого-то ругала, другому грозила, иных хвалила, даже в гости обещала прийти. Но не шла. То ли адрес забыла, а может, закрывали перед нею двери, завидев бабку издалека.