Эльмира Нетесова - Заложники любви

— Скоро к койке без денег не подпустишь, совсем озверела! Подружки дешевле берут. А ведь я им зарплату не отдаю! Так знаешь, что ответила:

— Я ж еще и кормлю тебя, урода!

Ксюша грустно вздохнула:

— Потому, я не хочу семью!

— Но ведь не все так плохо. Случается и другое! Сын вернулся утром. Первый раз у какой-то девки заночевал. Весь как есть в засосах и губной помаде. Конечно, сразу в ванну. Ну, а матери что-то там понадобилось. Вошла, глянула и ошалела. Думала, инфекцию подхватил, какую-нибудь тропическую лихорадку. Я и предложил ей раздеться и глянуть на себя в зеркало. Там не только лихорадку, а и покруче сыщешь, типа джунглиевого СПИДа. Ох, и расходилась баба! Ягодицами затрясла, а сыновья хохочут. Успокоились, что их кипеж миновал. Зато выскочил малец из ванны, сверкает, как новый пятак, ни одного пятнышка на теле не осталось. Можно дальше идти к девкам без страха. И у бабы нет повода прикипаться. Все обошлось! А недавно и вовсе смех. Сами девки пришли в гости. Сразу по две на каждого. Моя баба обалдела, все хотела подсмотреть, как-мальчишки справятся. Да я оттащил. А то нахватается под старость такого, что мне не сладить. Но ничего, мои отморозки не шумели, под утро тихо разошлись. Мы и не услышали.

— В наше время все пристойно было!

— Ладно, Ксюш! И ты не из пробирки. По-всякому было. Что-то из чего-то возникает. Из ниоткуда не берется. Это сегодня ты иная! Вся заморожена и заморочена. Будто на Припяти всю жизнь дышала. Только я тебе одно вякну, придет твое время, о каждом упущенном дне пожалеешь. А все потому, что и у тебя век не резиновый, никому по две жизни не отпущено. Хоть бы одну путем прожить.

— Вася, а мне и эта жизнь не нужна...

— Ксюха! Чтоб я такого не слыхал! А как же без тебя останусь? Помру вот такой красавец без твоих блинов и чая! Я ж тебя и на том свете разыщу! Не дам покоя кикиморе! Я, может, дышать без тебя не могу! Весь как есть, до последнего волоса в тебя влюбился, а ты тут кочевряжишься, старая шелупень! А ну, сними платок! Уже целиком под него влезла, гля, одни пятки торчат! За них словлю! — смеялся, шутил Вася.

И никто во всем общежитии не знал, что человек давно развелся с женой, но ни на день не оставил бабу. Развязал ей руки. И сказал:

— Найдешь человека лучше меня, выходи за него замуж. Я в тот же день оставлю вас...

Жена искала. У нее были мужчины. Но человека лучше Васи, так и не нашла. Сам сантехник уже давно растерял мужичье. Все его рассказы о похождениях по бабам были не больше, чем фантазией. Душу тянуло к женщинам, глаза загорались, но плоть не слушалась. Она умерла при живом хозяине. Когда-то семье очень потребовались деньги. Их ему предложили с условием поехать на Припять. И Василий поехал не задумываясь. Ведь деньги понадобились жене на очень серьезную операцию на сердце. Она стоила очень дорого и прошла успешно.

Жена осталась жить, а вскоре и совсем восстановилась. Какой ценой? О том предпочитали не говорить и не вспоминать.

Васе врачи запретили тяжелую работу, большие перенагрузки, человек соглашался с ними, но жизнь диктовала свои условия, с какими нельзя было не считаться.

Вася любил жизнь. Но она слишком часто ставила ему подножки. Человек спотыкался, падал, но снова вставал. И одолевал боль, опять улыбался и шел вперед шаг за шагом.

— Вася! Вентиль прорвало в подвале! — слышится голос Поликарпыча.

Сантехник пулей выскочил в коридор. А Ксенья, сев перед зеркалом, сняла платок, распустила черные волосы по плечам и спине.

— Какие они красивые! Шелковистые, блестящие! Недаром даже Вася любуется ими и не разрешает надевать платок. А уж он знает толк в бабьей красе! Пусть морда и все другое, как у сушеной мыши, зато от волос глаз не оторвать! Нет! Не буду больше носить платок,— решает Ксенья. И через пару месяцев невольно заметила, что на нее оглядываются мужчины.

Посмотрела на себя в зеркало, вроде ничего не изменилось. Но поймавший ее в коридоре Вася, сунул в рот бабе конфету и сказал:

— Ксюшка! А у тебя щеки выросли! И задница стала появляться. Раньше мизинцем, а теперь двумя пальцами тебя поднимаю. Давай, округляйся, это идет бабе!

Женщина, выходя во внутренний двор, стала присматриваться к женщинам, как они одеты? И решилась, купила себе кофту. Пусть не яркую, однотонную, и появилась в ней в столовой. Эту перемену заметили все.

Повара долго глазели на прачку, пытались угадать причину перемены и забыли выглянуть в окно. За ним начиналась весна...

— Умница! Тебе очень идет эта кофта!—заметил Егор Лукич и добавил мимоходом: