Бровь остолбенело покачала головой. Она довольно спокойно относилась к животным, но подобного обращения никто не заслуживал.
— Вот и мне не засовывали. Зато меня накачали сывороткой, вызывающей аллергию на кровавую твирь, и выпустили в поле на работы — политзаключённые в основном собирают траву, трудотерапия и подмога фармацевтике типа. Вышло неприятно. Когда дополз до изолятора — утешили, утёрли пот и прочие вытекающие из меня биологические жидкости, ласково обняли за плечи, отвели в тёмную-тёмную комнату и предложили укольчик для облегчения страданий. Когда укольчик подействовал, у меня наступил полный паралич без потери чувствительности. В принципе, этим могли и ограничиться, лежать неизвестно сколько в темноте и без движения тоже то ещё развлечение. Но нельзя же впустую расходовать ценную сыворотку! И зачем, когда твири под рукой — целая степь. Налетай, рви, режь себе меленько и запихивай, куда захочется. Даже особо глубоких надрезов делать не надо. Переносицу вон, считай, просто поцарапали, шрам всё равно на всю жизнь.
Какая затаённая боль, шпионские романы — мура! Страшно — это когда её нет, вот правда нет, и Дима с улыбкой стаскивает очки — похвастаться ещё раз, и всё так же улыбается, и хочется просто дать ему в морду, чтобы перестал.
Впрочем, желание дать в морду может быть обусловлено сходством с Габриэлем Евгеньевичем.
— Лежал я себе в темноте, лежал и думал: всё, что нормальные люди знают о пытках, — страшная хрень. Любые болезненные ощущения со временем притупляются, в башке просто мутится и всё. Но вот если чешется! Леший, я бы тогда за возможность пошевелить хоть немного правой рукой позволил эту руку потом без анестезии отрезать. А я, между прочим, правша. Чуть не поехал крышей, в общем.
Они давно уже не курили, просто сидели на подоконнике и рассматривали всё не желающие исчезать комки сизого самокруточного дыма.
— И что?
— И ничего. Когда заинтересованные личности в очередной раз зашли меня навестить, рассказать о том, как я им помогаю, и кокетливо погладить стебельком твири, я спросил, какого же лешего было резать мою прекрасную кожу, когда можно просто напихать травы в жопу. Заинтересованным личностям очень понравился мой план, а я теперь с подозрением отношусь к дикобразам, хоть они тут и ни при чём. И тайно называю процедуру, которой ты так удачно избежала, операцией «твирь-в-жопу».
Бровь посмотрела на Димины некрасивые руки. Нет, никакого дрожания или сжатия кулаков, только слегка постукивает мизинцем в перстне.
Вот и поди разбери, о чём сейчас спросить — то ли о морально-этических аспектах подвергания студентов таким радостям, то ли о том, почему они с Гуанако этот самый перстень давеча в карты разыгрывали.
— И что самое крутое, — как ни в чём не бывало продолжил Дима, — если бы хоть что-то во всей этой истории сложилось иначе, сдох бы я благополучно от вспышки степной чумы 76-го. А так у меня — не иммунитет, конечно, но что-то вроде повышенной устойчивости.
Бровь не ответила.
— Поэтому я и делал водяную чуму из степной. Лекарство простое и экспериментально проверенное. На мне.
На правой руке у Димы болтался неказистый браслетик, сплетённый, кажется, из каких-то степных трав. Если он так представляет себе украшения, то, право, этот человек безнадёжен.
— А это что — реликвия? — тупо спросила Бровь, тыкая пальцем в браслетик.
Нельзя рассказывать людям о том, как тебя пытали. По крайней мере, девятнадцатилетним увлекающимся девочкам. Надо запретить законом. Это преступное действие, не являющееся актом коммуникации, потому что ну что тут ответишь-то?
Дима засмеялся совершенно естественным смехом, лишённым какой бы то ни было хриплости или там сдавленности. Медик, жил в степи, лечил коров, наткнулся на Вилонский Хуй. Более ничем не примечателен.
— Нет, очередное гениальное изобретение. Простое, как коленка. Твирь — не только источник радости, направленный в жопу прогрессивного человечества, но ещё и сильный стимулятор, особенно бурая. Белая плеть — степная трава с острыми шипами. Сплети одно с другим — получишь браслет, который может медленно поставлять в организм новые и новые силы. Если, например, тебе нужно очень долго не спать, потому что ты бежишь из колонии для политзаключённых и хочешь убежать как можно дальше, не падая, — он улыбнулся. — Впервые за кучу лет нацепил.
Дима собирается очень долго не спать, потому что студентов на истфаке не меньше полутысячи, а осматривать их, раскладывать, лелеять и набивать твирью их страждущие жопы — им втроём с Попельдопелем и папой.
Читать дальше