— Ты сам-то чем недоволен?
— Али это такой плевок на общественность?
Дима пожал плечами.
(Не могут живые люди спорить с Охровичем и Краснокаменным, это просто невыполнимо.)
— Я отчётливо вижу всё мудачество ваших действий, но не могу противопоставить им ни грубую силу, ни лучший план. — Дима ещё раз пожал плечами, перевёл глаза с Охровича на Краснокаменного и обратно (ничего нового обнаружено не было). — Для лиц вашего уровня доступа манера быть затычками ко всем бочкам мира и решать за других, наверное, является достоинством, хотя я всё равно не понимаю, что вы вообще сегодня на медфаке забыли.
Охрович и Краснокаменный расплылись в таких широких улыбках, будто за этим вопросом (ну, высказыванием, которое могло бы быть вопросом, хотя не было им, и никто не просил отвечать!) на него и пришли:
— Тебя, родной наш, тебя.
— Видишь ли, обстановка в городе нынче неблагонадёжная.
— Только сегодня утром нам пришлось доходчиво объяснить нескольким ретивым молодым людям, что мы думаем об их навыке стрельбы.
— Мы хотели обезглавить трупы и повесить их на пиках возле здания Бедроградской гэбни, но руки не дошли отлить пики.
— И потом, пятеро — это как-то несолидно. Добьём до десяточка хотя бы.
— Привезём на телеге прямо на завтрашнюю встречу.
— Незачем спешить, — ухмыльнулся Дима. — На завтрашней встрече назначат послезавтрашнюю, дальше — ещё какую-нибудь. Успеете.
— Дима, ты такой красивый.
— Не пытайся думать, это тебе не к лицу.
— Ты же не хочешь испортить отношения со своими телохранителями?
— Делать так обычно не слишком-то умно.
— Телохранители, знаешь, и передумать могут.
— Телохранители? — Дима закрыл лицо неверящей ладонью. — Нашли кого телохранять.
— Мы-то тоже думаем, что леший бы с тобой, сдох бы и сдох, но Гуанако повелел.
— Если ты сдохнешь, он расстроится.
— И Ройш расстроится, как бы эта фраза ни напоминала оксюморон.
— Ройш — человек противоречий.
— Шухер вон обвинял тебя в том, что ты «втёрся в д-доверие ко в-в-всему Университету», и он был прав.
— Мы, разумеется, подслушивали.
— Мы следим за тобой.
— За каждым твоим шагом.
— Каждым .
— Нам всегда было интересно, что Гуанако в тебе находит.
— Отлично, друзья, — ядовито высказался Дима, — я всегда немного страдал эксгибиционизмом. Надеюсь, эта трепетная связь у нас с вами теперь на всю жизнь?
— До завтрашнего вечера, — легкомысленно отозвались Охрович и Краснокаменный.
— Завтра вечером — последняя встреча с Бедроградской гэбней.
— А после неё меня некому станет телохранять, как я понимаю.
Дима посмотрел на них ещё раз — дурацким чересчур внимательным взглядом, которым смотрят на покойников или тяжелобольных, как будто на их лицах можно увидеть какое-то особое небесное откровение.
(Небесное откровение: Охрович и Краснокаменный крайне самодовольны, уверены в себе и не в восторге от роли телохранителей.)
(Заметка на полях: если Димин внутренний голос приобретёт ещё хоть чуть большую самостоятельность, можно будет смело говорить о множественном расстройстве личности.)
— Я не сомневаюсь, что вам не составляет труда вдвоём уложить пятерых или там пятнадцатерых младших служащих, но четыре головы Бедроградской гэбни вас сделают на раз.
— Это если к моменту встречи они не загрызут Гошку за некий инцидент из его прошлого, — беспечно отозвались Охрович и Краснокаменный.
— Или он их, шансы тоже есть.
— И потом, кто говорит о нас двоих?
— Они же жаждут лицезреть реальную власть, пусть её и получат.
— Гуанако ж теперь Начальник.
— Начальник Университета — это как Начальник Колошмы, только пока что сравнительно живой и не ёбнутый на голову.
— Ну, не в такой степени, по крайней мере.
— Звание Начальника передаётся половым путём, как мы поглядим.
— Вы вдвоём и Гуанако? — Диме хотелось возмутиться, но это, в сущности, были крайне здравые кандидатуры. — Взяли бы уж кого-нибудь четвёртого для ровного счёта.
На него посмотрели как на идиота.
— Мы и возьмём.
— Конечно, дословно просьбы привести всю реальную власть Университета не звучало, но почему бы разок не сделать то, чего от нас хотят, а не то, чего формально попросили?
— Может, именно так всё и закончится.
— Они упадут в обморок и сойдут с ума от нашей искренности.
— Тут-то мы ими и воспользуемся.
— И кто же будет четвёртым? — полюбопытствовал Дима.
— РЕАЛЬНАЯ ВЛАСТЬ УНИВЕРСИТЕТА, — заорали Охрович и Краснокаменный.
Читать дальше