Чума в Бедрограде

Медкорпусу и не снилось, что такое настоящий плевок в лицо бюрократии. Врачей не хватало, охрана выполняла приказы с переменным успехом, кое-кого из заключённых назначили санитарами. То есть не назначили, само собой вышло, что кто-то готов работать, а документы поправили на коленке — ждали помощи от Медицинской гэбни. Вместо Медицинской гэбни помощь оказали фаланги и подчиняющийся им Силовой Комитет.

Двойной кордон вокруг изолятора, куда согнали тех, кого ела заживо степная чума, и тех, кто один раз чихнул.

Внутреннее кольцо — огнемётчики, внешнее — броневики с автоматчиками.

Гэбня Колошмы узнала ночью накануне.

У фаланг третий уровень доступа, у Силового Комитета — четвёртый. Они не обязаны отчитываться перед гэбней Колошмы. Перед Медицинской гэбней — тоже, у нее всего-то пятый. Самый высокий уровень доступа для гэбен, не считая Бюро Патентов.

Медики во Всероссийском Соседстве — особые люди. Могут ночевать на работе и использовать государственную аппаратуру для личных проектов. Могут не отвечать ни перед кем, кроме Бюро Патентов, и устраивать экстремальные ситуации детям старшего отрядского возраста.

Могут потратить две недели на доведение до ума средства, которое позволило бы щетине не расти. Просто потому что это интересно.

У фаланг третий уровень доступа, и они едва терпят что особых людей, что стоящую над ними гэбню. Чтобы сделать этой гэбне гадость, готовы ухватиться за что угодно.

И прислать огнемётчиков.

Чуму на Колошме сожгли вместе с изолятором. По степи она ещё побродила, но кого волнует хоть что-то в степи, кроме Колошмы? Тем более что степняки умеют как-то охраняться от чумы своими наркотическим травами — теми самыми травами, которые вне экстремальной ситуации должны собирать на благо фармацевтики заключённые Колошмы.

Теми самыми травами, из которых один из заключённых, переквалифицировавшийся в санитара, смешал иммунный препарат. Работало кое-как, но работало. Даже тормозило развитие болезни у тех, кто уже успел заразиться.

Сепгей Борисович против всех правил безопасности послал-таки препарат в Медкорпус. Поверил, что Медицинская гэбня остановит эпидемию.

С тех пор Медицинская гэбня кровно заинтересована в Сепгее Борисовиче как в живом очевидце степной чумы и создания иммунного препарата.

С тех же самых пор в Сепгее Борисовиче заинтересованы фаланги. Как в голове гэбни, утерявшем во время вспышки эпидемии табельное оружие, при помощи которого кто-то прорвал кордон вокруг горящего изолятора.

Много народу не сбежало, выбралось в степь всего полдюжины человек — и те полегли в ближайшем поселении, уже охваченном чумой. Там же обнаружили пистолет Сепгея Борисовича.

Если бы доказали передачу табельного оружия кому-то из заключённых в экстремальных обстоятельствах с целью противостояния подразделениям Силового Комитета — Сепгею Борисовичу светил бы расстрел. Если бы не доказали, но подозревали — пожизненное лишение права на ношение оружия и какую-либо службу, кроме двенадцатого уровня под присмотром Силового Комитета.

Если бы не вмешалась кровно заинтересовавшаяся в Сепгее Борисовиче Медицинская гэбня, его жизнь была бы гораздо проще.

Или смерть.

А так расследование утери табельного оружия продолжалось три с половиной года. Медицинская гэбня хотела для Сепгея Борисовича службы под своим присмотром: Валентин Ананиевич любит вирусы, а Виктор Дарьевич — моделировать экстремальные ситуации, они помогают выявить возможности организма и связь физиологии с работой мозга.

Зато фаланги не любят Медицинскую гэбню.

И ничего (никого!) отдавать ей просто так тоже не любят.

Тайная многолетняя вражда на недоступно высоких уровнях доступа. Сепгей Борисович и не догадывался о ней, пока три с половиной года его жизни не были принесены в жертву этой вражде. Сама по себе его судьба ни для фаланг, ни для медиков большого значения не имела: есть Сепгей Борисович — отлично, нет Сепгея Борисовича — тоже неплохо, не такая и важная птица была. Но как только медики узнали, что он нужен фалангам, а фаланги — что он пригодился бы медикам, пути назад уже не было.

Аттракцион «кто выиграет Сепгея Борисовича».

Три с половиной года перетягивания бюрократического каната для фаланг и медиков. Три с половиной года допросов, периодических предварительных заключений и постоянной невозможности хоть где-то работать и хоть куда-то уехать.

— Год назначения на службу медицинским ревизором?