Это — потрясающее и завораживающее — видение человека, каким он должен был быть в раю, лишь постепенно вытеснялось из сознания человечества. Род, народ очень долго воспринимается как единая личность, единое тело, нося имя своего прародителя. Понятие «родословное древо» вовсе не метафорично, а отражает буквальное восприятие человека в системе его рода. Но и отчужденность иных родов и народов люди стараются преодолевать, вновь вплетая их в единую сеть посредством контактов полов. Ритуальный блуд (опять-таки страшное искажение — но указывающее на некую истину, которая здесь искажалась) практиковался именно в целях соединения всего человечества в единую систему, ибо раз соединившиеся были уже навеки «едина плоть», что онтологически понятно при подключении видения человека во временной развертке и вовсе не является метафорой. То есть человечество долго, на самом деле — до точно определенного момента, пыталось (да и теперь пытается) выстраивать свое существование по первому онтологическому типу.
В чем же можно усмотреть причину смены онтологического типа? Первоначально человек был укоренен в Боге в самом акте своего сотворения. Потому-то этот предполагаемый растущий «куст» человечества в раю, имеющий корень в Боге, не дробящийся, но умножающийся, и был онтологически возможен. Однако в акте грехопадения человек отделяется от своего корня в Боге, становится «сам по себе». «Сам по себе» он, однако, неизбежно умирает, как и всякое растение без корня. Таким образом, к моменту прихода Христа человечество представляло собой огромный поверженный ствол рода человеческого, отдельные могучие ветви которого (роды и народы) пытались самостоятельно укореняться в наличном бытии. Они обретали, так сказать, «родовое бессмертие», то есть относительную долговечность рода при смертности и сменяемости индивидов.
Воскресение — это операция по спасению, по новому укоренению в Боге, но уже не единого корня человечества, а каждого отдельного человека. Ибо в силу присущей человеку свободы, являющейся в нем образом и подобием Божиими, он должен своей волей «принять чашу спасения», без чего его новое укоренение в Боге невозможно. Однако не каждый желает и соглашается ее принять. Наша связанная с грехопадением несвобода во времени, наше дробление во времени, очевидно, и должно было стать инструментом, позволяющим это отсечение от рода, это отделение отдельных мелких ветвей индивидуальной жизни, не способных существовать сами по себе, но способных привиться к иной лозе, корень которой на небесах.
Теперь укореняется не род, но индивид, впервые именно в этот момент осознаваемый в привычном нам ныне качестве — как нечто автономное и обособленное, ограниченное собой и замкнутое в себе (индивиды теперь могут быть изображены как ряд отдельных «кружочков» — единиц, «самостоятельных вселенных»), — ведь ранее (да и теперь за пределами христианской по происхождению культуры) индивид мыслится лишь конкретным проявлением рода, общей родовой личности (это можно было бы изобразить как маленькие полукружия, выступающие на единой окружности). Наше представление об индивиде формируется именно в силу и в результате необходимости отсечения ветви от земного родового корня для привития ее к небесной маслине. Постхристианская культура складывается из отсеченных индивидов, не желающих никуда прививаться, желающих осуществить в самих себе доступную для них «полноту бытия». Так человечество впервые — и именно в результате процессов христианизации (это надо подчеркнуть!) — рассыпается песком морским. Потому что отсекается все, а укореняется лишь то, что способно и изъявляет волю к укоренению. Спасителем берется то, что еще настолько живо, что его можно спасти. И это живое, повторю, извлекается путем рассечения рода, живущего по первому (но искаженному) онтологическому типу. В свете этого становятся понятны слова Христа: «Думаете ли вы, что Я пришел дать мир земле? Нет, говорю вам, но разделение; ибо отныне пятеро в одном доме станут разделяться, трое против двух, и двое против трех: отец будет против сына, и сын против отца; мать против дочери и дочь против матери; свекровь против невестки своей, и невестка против свекрови своей» (Лк. 12: 51 — 53). Здесь описывается рассечение рода, рассечение единого тела человечества, так же как и в евангельских апокалипсисах: «...так будет и пришествие Сына Человеческого; тогда будут двое на поле: один берется, а другой оставляется; две мелющие в жерновах: одна берется, а другая оставляется» (Мф. 24: 39 — 41). Активная, отторгающая ненависть становится средством и знаком, печатью состоявшегося отсечения от рода и семьи: «...если кто приходит ко Мне и не возненавидит отца своего и матери, и жены и детей, и братьев и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть Моим учеником» (Лк. 14: 26)...
Читать дальше
