В рассказе второй главы книги Бытия подчеркивается создание прежде единого человека, потом разделенного на два пола — то есть на две половины1: мужчину и женщину (Быт. 2: 21 — 24). О том, что речь идет именно о разделении единого надвое, а не о происхождении одного из другого, на мой взгляд, безусловно свидетельствует тот факт, что заповедь невкушения от древа познания добра и зла дается единому человеку (до отделения жены от мужа) (Быт. 2: 16), и после разделения предполагается, что ее знают оба (см.: Быт. 3: 1 — 3).
Сочетая два рассказа Книги Бытия, можно сказать: человек разделен надвое, с тем чтобы продолжать это деление, умножаясь («плодитесь и размножайтесь и наполняйте землю»). Но это множество возникает из первоначального единства и обеспечивается соединением разделенной двоицы, составлением «единой плоти». То есть умножение возникает из воссоединения однажды разделенного снова в первоначальную целостность, в едину плоть. Само же воссоединение, по-видимому, работает как ритмический организатор мироздания, связывая его в неразрывное единство, становящееся источником преизобильного множества. Воспоминание о таком райском соединении присутствует, например, в обрядах зимнего солнцеворота — конечно, в очень искаженной форме.
Это, однако, можно увидеть и так — при попытке восстановления целостности таким способом происходит новое и новое дробление («Потому оставит человек отца своего и мать свою и прилепится к жене своей; и будут [два] одна плоть»2 — Быт. 2: 24; разрядка здесь и далее в цитатах моя. — Т. К.). Пара оказывается слишком способна и склонна создавать свой замкнутый в себе универсум. Впервые это «оставит человек отца своего» осуществляется в момент грехопадения (когда Адам и Ева скрываются от Бога) и логически завершается изгнанием из рая, в силу чего можно констатировать: пара была призвана не к этому.
Второй онтологический тип отношений между мужчиной и женщиной определен в синоптических евангелиях, где Христос, отвечая на вопрос саддукеев о женщине, последовательно имевшей семь братьев мужьями: «Итак, в воскресении, когда воскреснут, которого из них будет она женою? Ибо семеро имели ее женою», — говорит: «Когда из мертвых воскреснут, тогда не будут ни жениться, ни замуж выходить, но будут как Ангелы на небесах» (Мк. 12: 23 — 25; ср. Мф. 22: 28 — 30; Лк. 20: 33 — 36). У Луки разъяснено подробнее: «...чада века сего женятся и выходят замуж; а сподобившиеся достигнуть того века и воскресения из мертвых ни женятся, ни замуж не выходят, и умереть уже не могут, ибо они равны Ангелам и суть сыны Божий, будучи сынами воскресения». Последователи Христа, как известно, — это те, что призваны «не сообразовываться с веком сим» (Рим. 12: 2), — и это вовсе не «моральная» рекомендация. На всякий случай напомню, что онтологический тип — это бытие в вечности, проявляющееся тем или иным образом в существовании. (Первоначальное райское бытие человека — это именно бытие в вечности, и крушением этого бытия, то есть грехом, разбившим чашу цельного бытия, заменив ее дробным, осколочным существованием, и запущено было время в том виде, в каком оно нам известно.) То есть «чада века сего» и «сыны воскресения» — это ни в коем случае не одни и те же люди, которые сначала живы, а потом умерли и воскресли, а это именно разные люди, существующие по разным онтологическим типам, что, впрочем, очевидно из постоянного противопоставления одних другим в Новом Завете3. Да и по непосредственному ощущению очевидно: если что-то не имеет бытия в вечности, а существует только до вступления в вечность, то это «что-то» онтологически беспочвенно...
В этом высказывании Христа упразднение смерти напрямую связывается с упразднением пола, во всяком случае — в функции размножения. Эта последняя оговорка породила тонкий и влекущий эротизм русской философии рубежа XIX— XXвеков. Но здесь есть, однако, и другая возможность: воспринять сказанное прямо и буквально, без оговорок и лазеек. Тогда можно будет заметить, что на самом деле здесь меняется статус целостности: уже не двое составляют «едину плоть», но один — «монос» (греч. \ i 6 voc , по первому значению — единственный, один только, один, и лишь по второму — одинокий, лишенный кого-либо). Монах не потому «единица», что он одинок, но потому что он — не «половина», не «пол-»; он «един», «целостен», что прежде, по прежде существовавшему онтологическому типу, было доступно лишь паре. Пол же прямо упраздняется по воскресении Христовом и в знаменитом высказывании апостола Павла: «Ибо все вы сыны Божий по вере во Христа Иисуса: все вы, во Христа крестившиеся, во Христа облеклись. Нет уже ни Иудея, ни язычника; нет раба, ни свободного; нет мужеского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе» (Гал. 3: 26 — 28).
Читать дальше
