24 февраля 75, понедельник, Москва. Радость: я наконец-то получила длиннейшее письмо от А. И.; из моих писем, по-видимому, получил все, кроме одного (именно того, где я беру назад одну свою поправку — ошибку). Просит прочесть сб. “Из-под глыб”.
Я его сейчас читаю. Ох, горюшко. Талантливо, умно; есть и молодые таланты; но всё — христианство; всё — православное; и не такое, а вот этакое... Мне же это совсем чуждо, всё, что церковь, — мертво; а Христос для меня воскресает только в стихах Пастернака, Ахматовой, в живописи.
Тут же напечатана статья А. И. “Образованщина” — о нашей интеллигенции, сплошная оплеуха (со ссылкой на меня: “Кого-то пора от интеллигенции отчислить” из “Гнева народа”). Оплеуха заслуженная. Но больно получать и заслуженную оплеуху, а главное — следует ли опять, и опять, и опять зачеркивать категорию людей? (Нация; класс; сословие; интеллигенция.)
Где-то — уж не помню где — кажется, в “Раскаянии и покаянии”86, что Россия принесла много вреда Польше, но Россия каялась (“начиная с Герцена” и пр.), а кто же каялся, кроме Герцена. Аксаков, славянофил, считал его изменником и призывал покаяться. “Вам каяться!” — отвечал Александр Иванович. Тютчев (славянофил) попрекал в стихах кн. Суворова, который отказался подписать адрес Вешателю... Ничего этого Ал. Ис. не знает, вероятно.
Где-то он пишет о мистическом единении нации... Это не для меня... А между тем свое нежное письмо ко мне он кончает фразой: “Прочтите сборник... Я не хотел бы иметь Вас среди оппонентов”.
Нет, оппонентом я не буду: я религиозно очень необразованна. Но свое скажу.
А. И. сказал в Стокгольме, что введение демократии приведет к межнациональной резне. Так. Но ковыряние в национальном характере и национальных ви2нах — к чему приведет?
28 февраля 75, Москва, пятница. Вчера по радио “Ответ на ответ”
А. И.-— Андрею Дмитриевичу. Он прав, что лучше помнили бы “Жить не по лжи”, чем “Письмо вождям”, и “Письмо” поняли неверно. Это так.
16 апреля 75, среда, Москва. Да, вот еще боль: классик. Все больше и больше его здесь разлюбляют, даже ненавидят. Д. С. был только первой ласточкой. Сейчас центр ненависти, болезненной, его старинный “друг”.
Я еще не читала “животное”87; уверена, что книга гениальна (потому что классик — с натуры — гений), — но верю, что там есть нечто недопустимое, о чем уже все и орут. (Гений побоку, промахи — вперед.) Ее, видимо, еще нельзя было печатать (как нельзя мою Ахматову: люди живы. Нельзя). Кроме того, ведь он полной правды написать не может — ибо те, кто действительно спасал и его, и его книги — хранил, фотографировал, распространял, ежедневно переписывал, — живы...
Надо, конечно, не судя прочесть. Но уже вперед болит сердце, потому что правды написать он не может, это я уже знаю... Очень меня удивило и его интервью: он сказал, что Бёлль перевозил рукописи на Запад. Но ведь все точки общения Бёлля известны — здешние — как же так?
За последние недели я одолела “Глыбы”88 и “Континент”. Конечно, это счастье, что мысль возрождается. Я ему написала огромное письмо, после которого он внутренне, наверное, порвет со мной, — о моем неприятии религиозности и упора на национальный вопрос. Русский и есть русский, как елка и есть елка, и нечего об этом кричать. Превращение русских обратно в евреев я считаю вредным психозом. За это он меня проклянет: он подчеркивает свое уважение именно к уезжающим “на родину” евреям.
Скорблю, что между ним и А. Д. не только спор, но тень. Говорят, он, в “животном”, рассказал о колебаниях А. Д. насчет отъезда... Пересказывать частные разговоры... можно ли?
5 мая 75. Классик в Канаде. Зачем? Еще не понять. Но все дальше от нас.
10 мая 75, суббота, дача. Классик почему-то в Монреале. Не собирается ли переезжать? Он обидел Цюрих, заявив, что там целый клубок шпионов — ГБ. (Таковы слухи; мэр Цюриха спросил будто бы у него, почему он не жаловался ему. )
6 июня 75. Переделкино. Из главнейших событий — мой полуразрыв с А. Д. Быть может, я уже описала его? (Проверить не могу: спровадила тетрадку89, а памяти нет никакой.) Я тогда только что кончила “Теленка” и жила вся в пожаре этой книги и злобных разговоров о ней с окружающими. При мне Лев еще не осмелился ее поносить, но я знала, что всем он ее поносит, да и не только он. О, какой это ужас, “все”; интеллигентное стадо или неинтеллигентное! Но — стадо. Подарили стаду гения, а оно мерит его своими мерками. Пока А. И., напрягая все мускулы души и тела, создавал для них же “Архипелаг”, они обсуждали его образ жизни, отношения к друзьям, навестил или не навестил в больнице первую жену, вторую жену — не соображая, что он ничей не муж, а “муж судьбы”, “пред кем унизились цари”, кто вот-вот исчезнет “как тень зари”90 — а они к нему с мелочью и ерундой.
Читать дальше
