закончившая педагогический, отправляется по распределению учительствовать
в деревню, переписывается с молодым человеком, находящимся в заключении.
С осужденным.
Нужна большая смелость, чтобы вытащить подноготную подобного рода на всеобщее обозрение, и смелость, мужество — пожалуй, те качества Марины Кулаковой, которые сразу обнаруживают свое присутствие.
Повесть “Живая” — о том, как героиня становится жертвой напавшего на нее прямо на улице убийцы. Он нанес ей несколько ран ножом, но она была спасена. Беспричинная агрессия (“прости меня, от меня жена ушла”), разбитое сердце старого отца, который твердит, что его сын хороший мальчик, и недоумение друзей, которые, так уж вышло, знакомы с нападавшим — они
говорили с ним о музыке, он музыкант вообще-то, — все это ранит героиню и читателя и… тем самым как будто говорит о том, что “мзда ваша многа на небесах”. Нельзя сказать, что героиня прощает своего убийцу, — вот понимаю, что не по смыслу слово, ведь не убил же, — но она потому все же его не прощает, что заранее простила и извинила все, и не только ему, но и всем другим, всему миру.
Эта книга немного наособицу среди современных книг. Скорее она — личный дневник, в ней нет фиксаций масштабных событий, однако повседневные переживания обладают незамысловатой психологической достоверностью. Какая-то обезоруживающая книга.
Н а т а л ь я С о р б а т с к а я. Литературная рабыня: будни и праздники.
М., “Анаграмма”, 2007, 256 стр.
Роман представляет собой попытку, на сей раз удачную, дать в обертке женского романа серьезное содержание. Вообще — по-человечески написанная книга. Женская в лирическом смысле этого слова. Чувствуется, что автор и впрямь поработал литературным редактором (вряд ли “негром”). Только редактировал, как видно, очень разные серии: от “Лучший женский роман” до “Сборники реалистической прозы”. Вот и не может определиться, “в одну сторону” работать или “в другую”.
Что обрадовало, так это отсутствие той заносчивости, которая не редкость в книгах, где героини — редакторши или писательницы. Обыкновенно они все время намекают, что, не будь вот этого железного диктата рынка, сковывающего их по рукам и ногам, они бы разродились гениальными произведениями. А здесь — простая филологическая (точнее — литинститутская) русская баба, влюбившаяся в грузина и родившая ему сына практически одновременно с трагическими событиями, сопутствовавшими распаду Советского Союза. Можно было бы дорыться и до каких-то глубинных обобщений, но жанр действительно этого не позволяет. Другой вопрос — зачем Сорбатской было подделываться под авторессу женского романа? Ведь могла бы родиться проза …
Подробно рассказывается о приработках героини в непростой послесоветский период — о сотрудничестве с почти-олигархом. Затем повествуется о книжных проектах, которые героиня “пробивает” в издательствах; в одном случае — это история и книга женщины из кавказского селения, которая двух русских бабушек и одного парня, ставшего в армии инвалидом, тащит, что называется, на своем горбу; в другом — история и книга проститутки, которой удалось выскочить замуж в Испанию. Повествовательница как бы реферирует обе книги, проясняя при этом их истинный смысл: в первом случае — описывая героиню и ее окружение, как она их увидела сквозь текст, во втором — сопоставляя куски напыщенного и глупого бахвальства рассказчицы с тем течением событий, которое опять же отлично видно со стороны.
При этом есть линия переживаний героини, связанных с незадавшейся личной жизнью. Ни словом она не упрекает отца своего ребенка, хотя только Богу известно, что пережила она в описанной ситуации.
Конечно, книга интересна не столько тем, что она собой представляет, сколько тем, что за ней стоит. Какая это могла бы быть книга, кабы не законы жанра (см. выше), сковывающие по рукам и ногам.
А н д р е й Р у б а н о в. Жизнь удалась. М., “Эксмо”, 2008, 384 стр.
Еще одно “жанровое” произведение (названием повторяющее известную повесть раннего Валерия Попова), которое, как ни странно, оказывается не полной пургой, хотя с первых страниц и не скажешь. Как говорят иные доброжелательные критики, “в эту книжку нужно вчитаться”. Действительно, нужно преодолеть себя, прочтя на девятой странице: “Как настоящий поэт и реальный пацан, он придавил правую педаль, вылетел на серую ленту шоссе, вклинился, ускорился…” Нормальный человек после такого книгу откладывает, небезосновательно квалифицируя ее как полный бесперспективняк.
Читать дальше
