С трудом верится в Сёпу, Сергея и Соню — персонажей повести; как-то их в Москве не встретишь. Но в них можно легко поверить, если не живешь в Москве. Общее впечатление, что это роман о москвичах для немосквичей.
Нельзя не сказать и о том, что брезжит на горизонте и громкое имя довольно далекого, но все же литпредка Гришковца: Хемингуэя. В общем, это добрая книга.
О л ь г а А р е ф ь е в а. Смерть и приключения Ефросиньи Прекрасной.
М., “Гаятри”, 2007, 352 стр. (“Современная женская проза”).
Фантасмагорическое повествование с элементами ритмизованной прозы. Чудесная в своем роде книга. Ольга Арефьева — замечательная певица, театральный деятель, ведущая психологических тренингов… Когда-то мы все ее слушали, и теперь, созерцая мысленным взором это ее вдруг написанное прозаическое произведение, трудно удержаться от того, чтобы пойти к ней на сайт, послушать, что же она делает теперь.
Может быть, многие вспомнят среди своих знакомиц двух или даже трех красивых девушек, которые ходят всегда в безразмерных свитерах, с бисерными браслетиками, распущенными волосами и бездонными глазами. Они много курят и хохочут низкими хриплыми голосами, рассказывают странные сны, немного пробовали легкие наркотики, ходили на концерты в маленькие задымленные клубы и зачитывались Гессе, Маркесом, Кортасаром. Книгу Ольги Арефьевой они тоже, с уверенностью можно сказать, оценят очень высоко. Поскольку мне искренне симпатичен подобный архаичный тип читателя, постольку мне понравилась и книга Ольги Арефьевой. Нет, а действительно: почему не воспринимать книгу сквозь призматический образ ее идеального читателя, который сам собой возникает в воображении? В тексте Арефьевой пропасть инверсий, удивительных находок (многие из которых не работают, повисают в воздухе, как надорванная пружинка, — но так и нужно, ведь перед нами не механизм, а инсталляция),
ритмических перебоев и всего того, что предназначено истинному ценителю
подобного.
Есть здесь также симпатичная линия со святым Тимьяном, золотошвейкой Улитой... Не Гарсия Маркес, конечно, но небольшой русский женский Маркес, что уже довольно много.
А пронзительнее всего — “Непридуманное”, миниатюра в середине книги, она, как и все прочее, о любви, а производит такое впечатление, будто единственное важное письмо спрятали в целом ворохе раскрытых и наспех запечатанных писем.
А н т о н Б о р и с о в. Кандидат на выбраковку. М., “Третья смена”, 2008, 336 стр.
К такой книге не подойдешь с обыкновенным критическим инструментарием. Перед нами история жизни человека, страдающего редким заболеванием — несовершенным остеогенезом. У него от малейших движений ломаются кости. Семья отказалась от него, он воспитывался, по сути, в лечебном санатории для детей, больных совсем другими болезнями. Лечение привело к тому, что мышцы, которые при надлежащих упражнениях могли бы служить поддержкой для слишком хрупкого скелета, ослабли, и встать на ноги человек не смог. Несмотря на все медицинские прогнозы, на характерную установку отечественной медицины: врач должен заниматься только теми, кто имеет реальный шанс на “выздоровление”, — несмотря на подлость окружавших его людей, считавших за правило обирать калеку, потому что ему эти деньги “все равно не понадобятся”, — он продолжал жить. Долгие годы скитаний по больницам, где с ним не хотели иметь никакого дела, привели его наконец к хирургу, который взялся за него и прооперировал, восстановив левую руку уже на том этапе, когда кости крошились от попытки взять ручку или ложку. Хотели восстановить и правую — не получилось.
Однако и после этой относительной удачи молодой человек оказывается в провинциальном доме престарелых, больше напоминающем дурдом или место призрения безнадежных, — чем, впрочем, и является абсолютное большинство наших домов престарелых до сего дня.
История эта, однако, обрамлена сюжетом о перелете Антона в США. То есть мы уже заранее знаем, что из дома престарелых ему суждено поистине чудесным образом выбраться. Предисловие к книге другого автора отчасти раскрывает сюжет: названы имена людей, которые помогли Антону Борисову получить квартиру,
работу, затем возможность проживания в США, соответствующее пособие и, наконец, написать эту книгу.
В повести множество страниц, читать которые без содрогания невозможно. Эта невозможность происходит не от какой-то особой художественности, а, напротив, от отсутствия всякой художественности. Произведения такого рода в новейшей литературе — не такая уж редкость. Достаточно вспомнить Рубена Давида Гонсалеса Гальего, несколько лет назад потрясшего читающую публику. Те люди, которые до сих пор годами и десятилетиями умирали, не произнося ни слова, — безнадежно больные, инвалиды, “кандидаты на выбраковку” — заговорили.
Читать дальше
