Я не знаю, как проходила у Иванова с Лунгиным совместная работа над сценарием, но книжка А. Иванова «Летоисчисление от Иоанна» по фильму Павла Лунгина «Царь» (издательство «Азбука-классика») свидетельствует, что взгляды соавторов на центральную коллизию: Грозный vs Филипп — расходятся кардинально.
Книжка Иванова написана в своеобразном жанре эсхатологического православного фэнтези. Порывшись в Интернете, я наткнулась, как мне кажется, на источник, из которого черпал вдохновение автор. Это статья А. В. Каравашкина и А. Л. Юрганова «Опричнина и Страшный суд», впервые опубликованная в журнале «Отечественная история» (1997, № 3). Авторы статьи предлагают свой ответ на вопрос, о который спотыкались все, кто писал о Грозном: с чего вдруг идеальный монарх первоначальной эпохи царствования превратился в чудовищного тирана и учинил на Руси кровавый кошмар опричнины? Суть дела, по мнению Каравашкина и Юрганова, не в политике (борьба с боярством) и не в экономике (разрушение вотчинного землевладения), а в особенностях менталитета эпохи. Начиная с 1492 года Великое княжество, а впоследствии царство Московское жило в ожидании Страшного суда. Когда на исходе 7000 года от сотворения мира (1492 год от Рождества Христова) конец света не наступил, к сакраментальной дате стали прибавлять то 7 лет, то 70, то 77. В 1565 году (год объявления опричнины) до очередного назначенного конца света оставалось три с половиной года — те самые «еже три и пол лета, а потом будет конец», о которых говорилось в завершении Геннадиевской Библии (библейский свод, составленный в Новгороде под руководством архиепископа Геннадия в 1499 году). Эти «три и пол лета» по средневековым апокалиптическим представлениям отводились на разгул всяческих беззаконий, на последнюю битву Христа и Антихриста; и православный царь, почитавший себя чуть ли не живым воплощением Сына Божьего на земле, не мог, понятное дело, стоять в стороне. Как и положено Христу Второго пришествия, он принялся истово сражаться с полчищами тьмы и под корень изводить грешников с помощью избранного к спасению опричного войска.
Авторы подробно исследуют характер казней, униформу и быт опричников, архитектуру Опричного дворца в Москве, везде находя неслучайные совпадения с текстами Апокалипсиса и Книги пророка Иезекииля. Не случайно и то, что после набега на Москву крымского хана Девлет-Гирея и сожжения Опричного дворца (1571 год) Иван Грозный в 1572 году опричнину отменил и запретил даже упоминать о ней. Словом, авторы статьи предлагают воспринимать разделение царства и устроенный Грозным кромешный террор не как политико-экономический или же психопатологический феномен, но как попытку осуществления своего рода эсхатологической утопии, как кровавое сакральное действо, все участники коего вполне искренне верили до поры в экстремальные предлагаемые обстоятельства.
Опираясь, видимо, на эту концепцию, Алексей Иванов и сочинил насквозь аллегорический, «вертепный» сценарий подобного действа. Страшный суд уже начался. По городам и весям страны бродит то ли сама Богородица, то ли «дочка» Ее в виде блаженной отроковицы Марии с иконкой. Отдельные положительные герои встречают на своем пути и Христа, похожего на мастерового, несущего крест — хоронить павших воинов. Над московскими крышами скачут всадники Апокалипсиса и трубят Ангелы. Царица Мария Темрюковна оборачивается иной раз апокалиптической «саранчой» и съезжает с горы на санках, аки «Вавилонская блудница на звере багряном». Чудеса, превращения, плачущие иконы и проч. тут абсолютно в порядке вещей. И на этом фоне два человека — быстрый мыслью и богатый воображением Иоанн и честный, недалекий Филипп — решают, кто и как тут спасется. Хитроумный Иван интригует с Богом, пытается «проломить небо», строит Опричный дворец без крыши (после конца света ни дождя, ни снега не будет) и окон наружу (все кончится — на что смотреть?), окруженный стеной с тремя воротами (Господь войдет, а выйти не сможет — будет с нами тут жить). Чтобы предстать перед Господом в лучшем виде, царь пытается перетянуть на свою сторону Божьих угодников: Машу (эта девочка — «слуховое окошко в небо», говорит в книге царь) и друга детства Филиппа. А когда ничего из этого не выходит: Маша гибнет, а Филипп осуждает царя, — Иван уже самого себя назначает Иисусом Второго пришествия, созывая подданных на последний «брачный пир» с наказанием грешников и угощением послушных и верующих в новоявленного Христа в царских бармах.
Читать дальше
