Новый Мир Новый Мир: Новый Мир ( № 1 2010)

Кублановский Юрий Михайлович родился в 1947 году в Рыбинске. Окончил искусствоведческое отделение истфака МГУ. Поэт, критик, публицист. Живет в Переделкине.

Восьмиречье

1

В сумеречной Оливии,

жадной до винограду,

кто-то у Тита Ливия

как-то попал в засаду.

И под звездой неяркою,

как огонёк спиртовки,

Луций там шёл и палкою

маков сбивал головки.

2

Так завсегда в истории

с древних времен – до наших:

лечатся кровью хвори и

пайкой остывшей каши.

Кто не со знаменосцами

ходит, тому в охотку

схваченную морозцами

пробовать черноплодку.

3

Было у многознающих

некогда место сходок:

много тогда ветшающих

там береглось находок

для старика влюблённого

иль сухаря слависта –

в сумраке захламлённого

логова букиниста.

4

Нынче иные улицы

и племена иные,

вижу, на них тусуются

дикие, сетевые.

Клерками стали хлопчики,

жертвы чужой поклёвки,

а у девиц над копчиком

прямо татуировки.

5

Долго же я, не мудрствуя,

видимо, прожил мигом!

Стал только в годы смутные

трезв, наклоняясь к книгам.

Слёзные только пазухи

что-то поизносились.

В тёмно-зелёном воздухе

кроны вдруг взбеленились,

6

но и смирились сразу же.

Здесь, в Епифани, в Луге

Третьего Рима, кажется,

есть где-то арки, дуги.

Ведь не за то ли ратуют

и молодые руки

и возле губ покатое

ночью плечо подруги?

7

В сумерки позднелетние

вовсе не для прогулки,

Отче, впусти в последние

здешние переулки!

Маму, быть может, выручу,

бедную атеистку,

если подам привычную

за упокой записку.

8

В сумерки рудниковые

выходец из глубинки,

я не люблю пудовые

свечи – родней тростинки.

На Арарате, выше ли

в залежах свежих снега

вдруг задышали – слышали? –

рёбратогоковчега.

Обнова

Когда, чуть гордясь обновой

и собираясь в путь,

повязываешь медово-

бледный платок на грудь,

вижу уже, какою

птичкою отчих мест

сумеречной порою

сядешь ко мне на крест.

Чтение в непогоду

Г. Кружкову

В пору дождя упорного

сядем в кружок у свечки.

Тайнописьв виде дёрганых

холмсовских человечков

выглядела бы глупою

выходкою нахала,

но под рабочей лупою

сыщика-маргинала

вывела на виновника:

из-за кого у дому

стали кусты терновника

принадлежать другому

с ягодами чернильными,

можно сказать, фамильными.

В траурных шляпах с сетками

дамы идут, не слышат,

как плавниками-ветками

снулые клёны дышат

на безымянном кладбище,

то бишь овечьем пастбище…

13.1Х.2009

* *

*

В рост крапива возле развалин храма

обжигала локти, цеплял репей.

А когда подрос, вразумляла мама,

провожая сына в Москву: “Не пей”.

Твердо помнит живность свои зимовья,

только не такой человек как я,

не однажды тропы и изголовья

поменявший, волны, любовь, края,

наконец, совок и его предзонник.

Посему заложник своей судьбы

в оскуденьи послевоенных хроник

различаю звук духовой трубы.

Ведь тогда не колокол наших предков

провожал, собравшихся за порог,

словно данников воронья на ветках...

В изначально сумеречный денёк

потускнел и кажется каждый атом

не оригиналом, а дубликатом.

* *

*

По-мышиному

беспробудная

шуршала за полночь непогода.