Давид Фонкинос - Нежность

И вечер поплыл дальше на борту этого первого триумфального впечатления.

Бернар Блие о Пьере Ришаре в «Высоком блондине в черном ботинке»

Он сильный. Он очень сильный.

На протяжении всего ужина Маркус не переставал поражаться поведению Шарля. Тот лепетал, лопотал, заикался. Не мог закончить ни одну фразу. Вдруг начинал хохотать, но ни разу не засмеялся вовремя, когда собеседник пытался его насмешить. В нем словно случился сдвиг во времени. В какой-то момент Маркус осмелился спросить:

— Вы хорошо себя чувствуете?

— Хорошо? Я? Знаете, со вчерашнего дня я прекрасно себя чувствую. Особенно сейчас.

Несообразность этого ответа только усилила ощущение Маркуса. Шарль не совсем сошел с ума. Во время редких просветлений он прекрасно сознавал, что слетел с катушек. Но ему не удавалось взять себя в руки. Его замкнуло. Швед, сидящий напротив, устроил короткое замыкание в его жизни, в его системе. Он изо всех сил старался вернуться к реальности. Маркус с его незавидным прошлым был недалек от мысли, что этот ужин — самый нудный в его жизни. А это что-нибудь да значило. И все-таки он не мог совладать с нарастающим сочувствием, желанием помочь этому блуждавшему в трех соснах человеку.

— Я могу что-нибудь для вас сделать?

— Да, безусловно, Маркус… я подумаю, это очень мило. Правда, вы такой милый… это сразу видно… по тому, как вы на меня смотрите… вы не осуждаете меня… я все понимаю… теперь я все понимаю…

— Что вы понимаете?

— Ну, понимаю про Натали. Чем дольше я на вас смотрю, тем больше понимаю, чего нет во мне самом.

Маркус поставил бокал. Он уже начал подозревать, что все это могло иметь отношение к Натали. Вопреки ожиданию, первым его чувством было облегчение. Первый раз кто-то заговорил с ним о ней. Именно в этот момент Натали стала высвобождаться из сферы фантазма. Она переходила в реальную часть его жизни.

Шарль продолжал:

— Я люблю ее. Вы знаете, что я ее люблю?

— По-моему, прежде всего вы слишком много выпили.

— Ну и что? Опьянение ничего не меняет. Все мое трезвое сознание при мне, оно вполне реально. Трезвое сознание того, чего во мне нет. Глядя на вас, я сознаю, насколько моя жизнь не удалась… насколько я все время скользил по поверхности, и все эти вечные компромиссы… вам это покажется диким, но я скажу вам то, чего никогда никому не говорил: я хотел быть художником… да-да, знаю, старая песня… но правда, когда я был маленький, то обожал рисовать кораблики… в этом было все мое счастье… у меня была целая коллекция миниатюр с гондолами… я их рисовал часами… старался быть точным в каждой детали… как бы мне хотелось рисовать, как раньше… жить всю жизнь в этом исступленном покое… а вместо этого я весь день напихиваюсь криспроллами… и эти дни уже не кончаются… они похожи друг на друга, как китайцы… и моя сексуальная жизнь… жена… наконец все это… не хочу даже говорить об этом… сейчас я все это ясно сознаю… я вижу вас, и все это сознаю…

Шарль внезапно прервал свой монолог. Маркусу было неловко. Выслушивать излияния незнакомого человека — занятие довольно двусмысленное, и уж тем более когда речь идет о шефе. Ему ничего не оставалось, как попытаться разрядить атмосферу шуткой:

— И все это вы увидели, глядя на меня? Я в самом деле так на вас действую? За такое-то короткое время…

— И к тому же вы обладаете большим чувством юмора. Нет, правда, вы гений. Был Маркс, был Эйнштейн, а теперь есть вы.

Маркус не нашелся, что ответить на этот несколько слишком смелый вывод. К счастью, рядом с ними вырос официант:

— Вы решили, что будете заказывать?

— Да, я возьму мясо, — сказал Шарль. — С кровью.

— А мне рыбу.

— Прекрасно, господа, — отозвался официант, удаляясь.

Не прошел он и пары метров, как Шарль вернул его:

— Пожалуй, мне то же, что ему. Тоже рыбу.

— Прекрасно, я пометил, — отозвался официант, удаляясь снова.

Помолчав, Шарль признался:

— Я решил делать все как вы.

— Делать все как я?

— Да, вроде как вы мой наставник.

— Знаете, чтобы быть как я, не надо делать ничего особенного.

— Я не согласен. Вот, к примеру, ваш пиджак. По-моему, мне стоило бы иметь такой же. Мне надо одеваться как вы. У вас неповторимый стиль. Все так продуманно; видно, что вы все предусмотрели. В том числе и с женщинами. А, с женщинами тоже, а?

— Ну… да, не знаю. Могу вам его одолжить, если хотите.

— Вот! В этом весь вы: сама любезность. Я говорю, что мне нравится ваш пиджак, и вы в ту же секунду предлагаете его мне одолжить. Это так прекрасно. Я теперь понимаю, что слишком редко одалживал пиджаки. Я всю жизнь был немыслимым эгоистом по части пиджаков.