Тони Парсонс - Stories, или Истории, которые мы можем рассказать

По-настоящему старым. Кошмарно старым! Вообразите себе Рипа Ван Винкля в роли порнозвезды, и вы получите яркое представление о Дэге Вуде и его внешнем виде.

Терри настолько преклонялся перед Дэгом, так отчаянно нахваливал этого человека, чье имя упоминали все новые коллективы в ряду тех, кто оказал наиболее значительное влияние на их творчество. Терри так старался быть ему другом, что у него просто не хватало смелости признать, насколько древним выглядел Дэг.

Его тело — которое Дэг демонстрировал при первом представившемся случае, привычным жестом срывая с себя футболку не только на сцене, но и на пресс-конференциях, репетициях и в гостиничном ресторане за завтраком, — было по-прежнему в отличной форме, стройное и накачанное, как у атлета Чарльза Атласа на задней стороне обложки комиксов «Марвел».

Но десять тысяч ночей разврата наложили свой отпечаток на его лицо, изборожденное морщинами. Дэг напоминал Дориана Грея в серебристых парчовых штанах и с выкрашенными в белый цвет волосами. Дэг походил на усопшего бодибилдера. Но Терри промолчал об этом. Потому что это не вписывалось в его рассказ.

В дверном проходе неожиданно появился редактор «Газеты». Кевину Уайту было двадцать девять — и в нем по-прежнему жил авангардист до мозга костей. Единственный человек во всей редакции, который приходил на работу в костюме, Уайт был высоким, хорошо сложенным мужчиной с челкой-шторками.

— Зайди ко мне в кабинет, Рэй.

Рэй запихнул свой диктофон в ящик стола и последовал за Уайтом. Леон достал из сумки экземпляр брошюры и начал пролистывать его. Терри сел за стол, закрыл глаза и удовлетворенно вздохнул. Это было так здорово — рассказать друзьям об увиденном. Один из лучших моментов в его работе.

Но чуть позже Терри познакомит Дэга Вуда с Мисти в клубе «Вестерн уорлд», и эти двое посмотрят друг на друга и поймут, как дорог им Терри, и тогда все будет просто идеально.

— Hv, как успехи?

Кевин Уайт опустился в кресло и положил ноги на стол. Редактор занимал единственный угловой кабинет в «Газете», и из окна Рэй видел Лондон, простирающийся внизу.

— Все нормально.

Челка упала Рэю на лицо. Три года работы в «Газете» — а ему так и не удалось перебороть застенчивость, которая одолевала его в присутствии редактора. Рэй был знаком с Уайтом с пятнадцати лет, с того момента как появился в редакции с очерком об «Иглз», написанным на лекции по английской литературе. Уайт всегда относился к нему с теплотой. Но почему-то это только усугубляло застенчивость репортера. Забавно. Ни одна рок-звезда не внушала ему подобное чувство благоговейного страха, как Кевин Уайт.

— Мама в порядке?

Она на валиуме сидит, подумал Рэй. Плачет во сне. Иногда не может подняться с кровати. А при упоминании о Джоне выглядит так, будто ее электрошоком ударили.

— Да, в порядке.

Уайт взглянул на снимок, на котором были запечатлены два малыша — мальчик и девочка. У него одного в редакции на столе стояла фотография детей.

— Представляю, через что ей пришлось пройти. — Уайт разговаривал больше с самим собой, чем с Рэем. — Ни одному родителю не пожелаю похоронить собственного ребенка.

Рэй не знал, что ответить. Как только разговор с редактором отклонялся от темы музыки, он всегда ощущал собственное косноязычие. Как и все остальные сотрудники «Газеты», Рэй считал Уайта великим человеком. Его историю знали все. Даже читатели.

В начале семидесятых «Газета» была попсовой газетенкой на грани вымирания. Называлась она «Музыкальной газетой» — более тривиального названия и не придумать. Впрочем, в те времена все газеты о музыке отличались банальными названиями — от «Нового музыкального экспресса» до «Звуков» и «Диска». Такие названия звучали бы понтово в эпоху динозавров. Но Кевин Уайт сохранил его.

Уайт бросил школу в пятнадцать лет и трудился в типографии «Дейли экспресс» вместе с отцом, дядьями, родными и двоюродными братьями, до тех пор пока какой-то бодряк из редакции не попросил подростка написать очерк в 500 слов на музыку в стиле «мотаун» с «Фо топс», «Сьюпримс», Стиви Уандером, Мартой Ривз, «Ванделлас», Смоки Робинсон и «Мираклз» в одном флаконе — его счастливый билет. Уайт продолжал стремиться вперед и работал младшим репортером в «Музыкальной газете», когда настал его звездный час. Боссы с верхних этажей дали Уайту три месяца на то, чтобы увеличить доход от рекламы и вдвое увеличить оборот. В противном случае они собирались положить конец мучениям убогой газетенки. Уайт выкинул слово «музыкальная» из названия, из офиса — всех старых пердунов, которые ностальгировали по дням, когда на первые полосы попадали очерки о гастролях «Тремелос», сплетни о тайной зазнобе «Херманз Хермитс» и рассуждения о том, выйдет ли все-таки Питер Торк из состава «Манкиз». И наконец, в финальном броске игральной кости, Уайт на свой страх и риск переманил на работу наркоманов, фриков и волосатиков из редакций подпольной прессы или, точнее, того, что от нее оставалось, потому что подпольная пресса тоже вымирала. В начале семидесятых казалось, что вымирает все. Но этим рискованным шагом Уайт сохранил газете жизнь.