Тимофей Ермолаев - Рассказы

Гостиная выглядела просто ужасно. Если не принимать во внимание поломанную мебель, то залитые кровью пол и стены наводили на мысли о скотобойне. Дуган приостановился, напоследок оглядывая плоды своих рук. Истерзанное тело с одной верхней конечностью лежало на кровати, целомудренно укрытое побагровевшей простыней; вторая рука Моники плавала в чудом оставшемся целым аквариуме, и прекрасные золотые рыбки остервенело кусали свежее мясо. Голову девушки Дуган аккуратно уложил на журнальный столик, а вот глаза, язык и уши довольно небрежно валялись на грязном полу у поверженного телевизора.

Дуган осмотрел комнату, на лице его явно читались презрение и скука. Достав из кармана бумажник, он оставил у двери несколько долларов, после чего покинул оскверненный им дом.

В одиннадцать часов вечера он стоял у светофора, когда кто-то сзади запустил ему в волосы руку с ярко накрашенными ноготками. Он спокойно обернулся и увидел развязную девицу с небольшим крестиком на красивой шее.

— Хорошая ночь, милашка, — промурлыкала она. — У, ты так приятно пахнешь…

Темные губы Дугана изогнулись в хищной зловещей ухмылке…

Декабрь 1997

Часы на покрытой черно-желтыми разводами стене подозрительно зашуршали и начали медленно бить, каждый удар был подобен траурному звону. Я насчитал тринадцать ударов, при каждом из них мое сердце то болезненно замирало в груди, то начинало метаться, как птица в тесной клетке. Наступившая после этого тишина стала давить мне на глаза, и, чтобы не ослепнуть, я громко заорал, как сумасшедший. Тишина мгновенно отступила, но я-то знал, что она притаилась в самом темном углу комнаты и только ждет удобного момента, чтобы напасть на меня врасплох. Часы подумали и ударили еще раз. Часовая стрелка от них лежала у меня в кармане, это была моя месть этому бессовестному тикающему монстру, который все время насмехался надо мной.

«Ничего, когда у тебя закончится завод, я буду смеяться последним», — злорадно забормотал я. Наверное, стоило бы отломать и минутную стрелку, но я боялся подойти к часам ближе расстояния вытянутой руки, и они знали это.

Я медленно, разминая затекшие мышцы, поднялся с грязного пола. Шторы на окне немного раздвинулись и показали мне соблазнительный треугольник ночного неба. Сердце мое бешено заколотилось о грудь, я поскорее прижал его ладонью, чтобы оно не покинуло меня…

Успокоившись через несколько минут, я сделал шаг к окну, стал на колени и заглянул в прореху. Ночь! Мириады звезд своими острейшими световыми иголками вонзились мне в мозг, желая выжечь дотла мою нервную систему, но я вовремя отпрыгнул назад, мгновенно закрыв глаза руками. По моему лицу текла кровь, и я слизывал ее с губ языком. Когда я отошел от последствий коварного нападения, я осторожно задвинул занавески на окне плотнее и заколол их согнутой стрелкой от часов. Изловчившись, эта проклятая стрелка уколола меня в палец. Я погрозил часам кулаком и засунул палец в рот. Кровь, текшая по моему пищеводу, постепенно восстанавливала мои силы и здравость мышления.

Вдруг я почувствовал, как в моем желудке что-то зашевелилось. Я услышал тошнотворное чмоканье. Теплая и соленая кровь маленьким ручейком струилась у меня в горле. И что-то у меня в животе почуяло эту живительную влагу. Что-то в моем желудке развернулось, словно пружина, и начало подниматься по кишкам вверх, перебирая тысячью холодно-стальных ножек. Я в безмолвном ужасе зажал рот руками, чтобы чудовищный червь (в нем было метров двадцать, не меньше) не вылез наружу, иначе я бы умер от страха. И я победил. Тысяченожка протиснулась через сдавленное спазмом горло, потыкалась в зубы своими гнусными кровососущими присосками, потом побежала вверх и свернулась тяжелым клубком между моими мозговыми полушариями, причинив мне такую дикую боль, что я потерял сознание.

Я очнулся, когда капающая откуда-то сверху слизь залила мне все лицо. Я откинул голову набок и меня вырвало зеленой желчью. Часы победно вращали минутную стрелку в обратном направлении и притом в несколько раз быстрее, чем следовало бы. В потолке была дырка. Ее сделала моя соседка сверху, не помню, как ее зовут, но умерла она за несколько дней до Рождества. Через эту дырку она постоянно капала мне на голову всякой гадостью, часто пускала нервно-паралитические газы, запрещенные международной конвенцией. На самом деле моя соседка — межгалактический шпион. Я давно хотел написать об этом. Куда следует. Я это сделаю прямо сейчас. Осторожно переступив через чей-то обезглавленный труп, гниющий на полу (он на секунду приоткрыл один глаз и подмигнул мне), я сел на стул и положил ладони на стол. Передо мной лежал чистый лист бумаги и фломастер. Фломастер был синего цвета, чтобы отгонять злых духов, которым не нравилось, когда я садился за стол что-то написать. Аксурац. Это я вспомнил, как зовут мою соседку. Это ее марсианское имя, я узнал его из радиопередачи про домашних животных. Сейчас радиоприемник тоже был моим врагом. Я взял в руку фломастер и печатными буквами написал вверху листа: «Главному письмо доброжелатель государственной безопасности». Мысли сильно путались. Вдруг по столу пробежал огромный таракан. Он остановился возле моего письма и стал медленно шевелить длинными усами. Я быстро понял, что это тоже шпион, подосланный соседкой, и со всей силы ударил по нему ладонью. С еле слышным скрипом таракан раздавился, показав миру свои отвратительные мутно-белые внутренности, которые повисли на моих пальцах. Они были похожи на те морские водоросли, которые я ел в детстве в китайском ресторанчике. Неожиданно я понял, что не могу прочесть ни одного слова из моего письма. Усы мерзкого насекомого все еще двигались, а передние лапки упорно цеплялись за поверхность стола. Своим письмом я обтер руку от грязи, но ощущение чистоты навеки покинуло меня. Я услышал злорадное хихиканье соседки.