Галина Лифщиц - Хозяйка музея

Хотелось ущипнуть себя, чтобы убедиться: все это взаправду, не бредовый затянувшийся сон.

Все и было взаправду. И шло, согласно протоколу.

Представления. Изложения сути события и обвинения.

Наконец вызвали потерпевшую. Спросили, кто она есть и где зарегистрирована:

– Кононенко Диана Владимировна. Постоянно проживаю в Твери. Бульвар Шмидта, дом 5.

– А здесь как оказались?

– Я… работу искала. Думала, тут найду. У подруги вот живу. У Юли Бурыгиной. Она свидетель.

– По какому адресу?

– Соколиный проезд, дом 50.

Все шло по правилам. Кононенко, как полагалось, была предупреждена об ответственности за дачу ложных показаний.

Она приложила руки к груди, мол, говорить буду только правду и всю правду, от чистого сердца и как на духу.

И приступила к рассказу:

– Я… это… к ним на работу устроилась, – она кивнула в сторону Афанасии Федоровны, слушавшей внимательно и с явным глубоким интересом. – Я к ним ходила… Ну, убираться…

А он… это… ну… этот… обвиняемый… он за мной все время подглядывал. А потом она… директорша музейная… она меня уволила… выгнала… У ней брошка пропала… Так она на меня подумала…

А я, может, не брала!

Последний крик души «потерпевшая» исторгла из себя, снова повернувшись в сторону Афанасии.

– Ты сама ее украла! И спрятала! Вот что я скажу! Сама ты воровка! А я потом нашла, вернула!

Похоже было, что «потерпевшая», почувствовав за собой силу закона, начала горячечно бредить.

– Прекратите, Кононенко, – приказала судья, – продолжайте излагать события ночи с 25 на 26 мая сего года.

– Хорошо, Ваша честь, – кивнула покорная страдалица и принялась излагать суть совершенного над ней злодеяния. – Мы сначала с ребятами у реки сидели. Отдыхали. А потом все ушли. Осталась я и вот Юлька… У которой я живу…

– Полное имя назовите, с кем вы остались, – вздохнула скучающая судья.

– Бурыгина Юлия, – подобострастно поправилась Диана и продолжила: – Мы тихо сидели. Погода хорошая была. Тепло. Соловьи пели. Мы соловьев слушали. На лавочке у пригорочка. А тут… этот подошел. Сзади. Подкрался. Мы и не заметили. И начал нецензурно на нас выражаться, угрожать. Я, говорит, вас утоплю. У него была огроменная палка в руке. И нож.

– В одной руке? И палка и нож? – уточнила для порядка томящаяся от жары и духоты женщина в мантии.

– Да! – кивнула «потерпевшая».

Судья с удивлением, словно очнувшись от тяжкой дремы, взглянула на жертву зверского насилия.

Почувствовав в вопросе некий нежданный подвох, Кононенко напряглась, задумалась на мгновение и пояснила:

– Темно было. А он грозился! Сказал: табло нам начешет. И ножом еще почиркает. Юлька испугалась и отбежала. В кустах спряталась. А он… этот… обвиняемый… повалил меня… на землю… прям с лавочки спихнул и повалил… Быстро так… Внезапно… И вот… все… сделал… снасильничал надо мной.

– Вы сопротивлялись? – спрашивала судья для протокола, что положено.

– А как я могла бы сопротивляться? Он же нож у горла моего держал, зарезал бы в два счета! Молчи, говорит, сука нед…банная, а не то жизни лишу.

Судья призвала потерпевшую к использованию исключительно цензурных выражений во время судебного заседания.

Елена глянула в сторону скамьи подсудимого. Доменик, как и Афанасия Федоровна, слушал с глубоким интересом. Так дети внимают сказкам. Чистое и ясное лицо его светилось изнутри улыбкой снисхождения. Странно: ни тени страха, ни стремления опровергнуть явную, наглую, губительную ложь не проступало в его облике.

Лена вспомнила свое первое впечатление от знакомства с сыном статной и красивой Афанасии Федоровны. Как она тогда подумала, что вот, мол, поздний ребенок, хлипкий вырожденец…

Как же она заблуждалась! Сейчас Лена видела перед собой сильного, собранного и внутренне свободного человека. И – ей было нестерпимо страшно за него. Она малодушно жалела, что Доменик не улетел… Вот ее главный внутренний стон: зачем, зачем он остался? Ради чего? Ведь не отпустят… Не отпустят… Как ни очевиден будет абсурд клеветы. Взялись судить, не оправдают. Зачем им это страдание? И ему, и матери… И всем им… Мразям этим только и нужно было, чтоб они испугались и убрались подобру-поздорову. Они бы своего добились и отстали… И пусть этот музей достался бы тем, кто так жаждет его заполучить. Зато человеческая жизнь была бы спасена…

…Между тем лживая тварь Кононенко продолжала свою фантастическую историю:

– Он все со мной сделал, что только хотел… В особо жестокой извращенной форме! И еще этот… оральный секс делал. Вот.