журнал - «Подвиг» 1968 № 01

Плотный человек в картузе крепко сжал локоть своего собеседника.

— Простите, теперь, кажется, я забылся, — сказал тот. — Так что же все-таки было известно этой девице?

— Она однажды видела князя.

— Видела? — Высокий остановился. — Это другое дело. Вы меня поняли? Только, пожалуйста, чтобы все было тихо.

Человек в картузе молча кивнул головой.

— Какие последние сведения о Филатове? — снова обратился к нему высокий.

— Плохие, Александр Игнатьевич, его приговорили к расстрелу, три дня назад туда выехал наш человек, попробует узнать, какие он дал показания.

— Черт возьми, дурацкая случайность! Он был нам так нужен! Кого теперь посылать в Софию?

Некоторое время они шагали молча. Потом высокий сказал:

— Пользуйтесь случаем, что мы встретились, уважаемый Николай Маркович, я хотел бы сказать вам, что в ближайшее же время необходимо организовать проверку боеспособности людей Назарова.

— Сделаем, — коротко ответил человек в картузе. — Я сам поеду. А что, предполагается скоро?..

— Всему свое время. Ошибаться нам непозволительно, дорогой мой, мы должны ударить наверняка.

— За офицеров я спокоен, но вот рядовое казачество — тут каждый день важен.

По поводу побега из-под стражи осужденного, бывшего есаула Филатова, случившегося 2 мая, могу объяснить следующее.

Накануне всемирного праздника трудового пролетариата, 30 апреля, я заступил в наряд по охране тюрьмы при революционном трибунале, где товарищ Кононов, отправляя меня на этот участок, особо предупредил: смотри, Поликарпов, в оба, поскольку всякая контра в канун нашего боевого праздника может проявлять всякие вылазки, рассчитывая на притупление с нашей стороны бдительности и сознательности.

Но я заверил товарища Кононова, что ничего подобного мы не допустим и в день праздника службу будем нести как положено.

В 12 часов ночи Первого мая прибывает в караулку нарочный с пакетом от товарища Кононова. Пакет был с пятью сургучными печатями, которые я лично осмотрел, и они были в полной исправности. А нарочного я лично знаю как Петра Храмова, служил с ним раньше в одном эскадроне.

Пакет этот я лично после осмотра печатей и проверив документы нарочного вскрыл, где обнаружил предписание о срочной доставке к ночному поезду на Ростов осужденного, бывшего есаула Филатова, который содержался в одиночной камере перед исполнением приговора.

Приказ был доставить лично мне, и подпись была товарища Кононова, которую я знаю хорошо.

После чего я пошел будить осужденного, но он в своей одиночной камере не спал, а холил из угла в угол.

Я ему сказал: «Собирайся и выходи». А он мне ответил: «Наконец-то».

Я ему ничего не ответил, куда есть приказ его доставить, но он, выйдя из камеры в коридор, стал ругаться и произносить всякие контрреволюционные высказывания, где я его строго предупредил, чтобы он мне не булгачил остальных арестованных среди ночи.

На станцию со мной поехали товарищ Кнопкин, как ездовой, и верхом сопровождал товарищ Жуков, а больше взять было некого, так как вскоре была смена.

Осужденного я связал и посадил в пролетку. Сам сидел рядом. Верх, то есть крыша, был поднят, и он не мог видеть, куда его везут.

По прибытии на вокзал товарищ Жуков спешился, оставил коня на площади, где был пост, и мы вместе повели арестованного к коменданту. При этом бывший есаул Филатов сказал: «Зачем мы приехали на вокзал?»

Зашли к коменданту, его на месте не оказалось, и дежурный сказал подождать. Я посадил арестованного на табурет посреди комнаты, сам стоял рядом, а товарищ Жуков у стола стал пить кипяток, потому что недавно сменился с поста и поесть не успел.

В это время в дежурку зашел гражданин, которого я сразу по обличью посчитал за сотрудника ЧК. На нем была надета кожанка и фуражка с красной звездой.

После чего этот гражданин подходит прямо ко мне и называет меня по фамилии Поликарповым. Он сказал, что по поручению Кононова примет от меня арестованного. При этом присутствовал дежурный по станции, фамилию которого я не знаю. Этот гражданин предъявил мне документы, где он значился как уполномоченный Дончека Миронов. Я документ проверил, а он мне сказал, что выдаст расписку за арестованного, потому что поезд скоро уходит. Я сказал, что надо дождаться коменданта, но он ответил: вот же здесь есть дежурный — это все равно. После этого он написал расписку по всей форме.