Журнал - «Подвиг» 1968 № 03

Несколько минут он стоит прямо против моториста, подходит ближе, ловит вопросительный взгляд и как можно тише и отчетливее шепчет:

— Н.В. 14.

В этот момент начинает стрекотать мотор, и лодка носом пристает к берегу. Перси прыгает в лодку, и она медленно отплывает от берега по кишащей телами купальщиков, мелководной реке. На середине реки она идет быстрее, и скоро четыре дымящие заводские трубы и золотой купол остаются позади. Перси садится ближе к мотору, и, когда уже не видно ни одного купальщика и они одни в середине течения, он спрашивает моториста на их родном языке:

— Мистер Прайс?

Тот наклоняет голову и выжидательно смотрит на него.

— Вы приняли какие-нибудь меры?..

— Да. А вы действительно собираетесь изъять документ?

— Конечно! Для того я и приехал.

— Что вам нужно?

— Имя, фамилия и приметы курьера. Самые подробные данные о нем, его привычки, его родные, его знакомые, жена, возлюбленная…

— Допустим, вы это получите… Дальше?..

— До Мирата четыре с половиной тысячи километров — три недели пути. Мало ли что может случиться в три недели!

— Хорошо, вы получите все, что вам нужно. Дальше?

— Это все. Я жду.

«Лев» поворачивает к берегу. Железный мост висит над рекой. По мосту пробегают трамваи и грохочут тяжелые грузовики. Перси Гифт прыгает на берег и исчезает, приложив руку к козырьку кепи.

На крыше дома, в раскрашенном деревянном павильоне у Омара эль Афгани правильным пятиугольником сидят на полу пять человек. Кроме Омара и хорошо знакомой фигуры «американца», здесь Осман, еще стройный, худой старик с серебряной бородой. Это тот, кого освободила первая революция из подземных могил цитадели Мирата. Восемнадцать лет тюрьмы, одиночного заключения в темной, сырой дыре на цепи. Затем Меджид — мятежник с северных гор, заочно приговоренный к казни и дерзко разгуливающий по базарам, садам и улицам Мирата, и Абасс, амбал-носилыцик, дважды бежавший из тюрьмы в цитадели, переживший одиннадцать восстаний пограничных племен. Меджида и Абасса всегда ищут, и потому в этот душный и тихий вечер переулок живет. На триста шагов в окружности вооруженные люди, охрана революционного комитета.

«Американец» смотрит на зеленый плющ на стене, на уступами уходящие ввысь крыши дворца и говорит громко и раздельно, точно читая молитву:

— Когда эту бумагу привезет на границу курьер, он передаст ее нашему человеку. В пять дней ее доставят к нам в Мират, и Осман опубликует ее в законодательном собрании. Еще до этого эта бумага будет размножена, и тысячами листков мы забросаем Мират. Это будет начало.

Нетерпеливо вздрагивая, смачивая сухие губы языком, говорит Меджид:

— Когда будет бумага?

— Я сообщаю в Москву. Ее вышлют немедленно.

— Хорошо. Мы устали ждать…

Абасс расправляет сильные затекающие руки.

В четыре часа утра дежурному чиновнику в азиатском отделе осведомительного департамента передают расшифрованную депешу из Мирата:

«Тайная революционная организация Мирата и вся оппозиция ждут из Москвы курьера, который доставит им документ, упомянутый в номере 627».

Дежурный чиновник дает ход депеше.

Мирза Али-Мухамед отпивает из белой фарфоровой чашечки с гербом королевства и вензелем короля кофе и с особенным удовольствием переходит к зеленому ликеру.

— Из внимания к советам уважаемого друга я меняю свое решение.

Роберт Кетль удовлетворен.

— Как в сказках умнейшей Шахерезады мы вызовем дух мятежа с тем, чтобы его уничтожить раз и навсегда. Да, друг мой, иногда полезно способствовать, а не предупреждать…

— Слова друга — вечная мудрость.

И председатель совета министров снова отдает должное зеленому ликеру, который так удивительно делают священники неверных во Франции.

Когда в Мирате над горными склонами и городом лежит южная, июльская, темная ночь — четыре с половиной тысячи километров к северу, над лесистыми холмами, сбегающими к Москве-реке, красно-золотой закат и северное голубое вечернее небо.

По ровному шоссе бегают трамваи и, выбросив тысячи горожан, убегают назад. И вся эта пропыленная, прожаренная солнцем и душным городом толпа втекает в ворота, мимо высоких мачт с флагами, в старый дворцовый парк. «Зазывной» оркестр гремит у ворот, под грибом на круглой эстраде; но зазывать, в сущности, не надо — аллеи, поляны, склоны, чащи светят сквозь зелень белыми ситцевыми платьями, защитными гимнастерками, картузами и остроконечными шлемами.