— Майор Регенбах сказал мне, — неожиданно ласковым тоном заговорил полковник, — что вам не терпится выехать в Аугсбург и самому поймать шпиона. Поезжайте, Коссовски, ловите…
— Да, но… — Коссовски так оглушило это разрешение, что он не смог быстро прийти в себя.
— За чем же задержка? — спросил полковник.
— Мне важно знать, расшифровали или нет ту телеграмму, которую перехватили после осуществления операции «Эмма».
— Понимаю… Вам знать важно. — Лахузен подошел к Коссовски почти вплотную и вдруг круто вильнул в сторону. — К сожалению, мы расшифровать ее не сумели. Вы свободны, капитан. Извините за поздний вызов. Такова служба… Вы, майор, останьтесь…
— Значит, Коссовски? — Лахузен взял текст расшифрованной телеграммы.
«От Марта Перро. Предупреждение получил. Жду срочно лично. Март».
Лахузен, разумеется, промолчал о том, что проверка второго подозреваемого, то есть присутствующего здесь Регенбаха, окончилась. Регенбах попросту не передал того сообщения, о котором ему якобы по секрету сказал Лахузен. Коссовски же передать мог. Телеграмма о том, что Хейнкель работает над созданием четырехмоторного реактивного самолета была послана Центру и подписана «Перро». Лахузен сам просил Регенбаха намекнуть об этом Коссовски за несколько дней раньше.
Но обвинение в шпионаже, считал Лахузен, слишком серьезное, чтобы немедленно арестовать такого человека, как Коссовски. И поэтому он решил выждать, когда тот сам выдаст себя и заодно Марта, с которым постарается встретиться в Аугсбурге или Лехфельде.
За Коссовски решено было установить самую тщательную слежку.
Возможно, Лахузен имел бы больше оснований для ареста Коссовски, если бы он знал о том, что произошло в Испании в жаркий полдень августа 1937 года.
Но Лахузен об этом не знал. Знали трое: Зейц, Пихт и Коссовски. И все молчали.
ГЛАВА ШЕСТАЯ. День катастрофы
Зейц получил отпуск и решил пригласить с собой Пихта. Пихт согласился.
Дорога круто вела к Альпам, к германо-швейцарской границе. На горизонте в ярком дне белые вершины гор придавали окружающему какой-то сказочный, нереальный вид. Легкие облачка, как барашки, кружились в долинах, в зеленых островках рощ утопали домики из светлого камня с высокими красными крышами. Иногда виднелись горные озерца.
Зейц, как всегда, был весел и беспечен.
— Превосходно! — восторгался он, поворачивая голову то вправо, то влево. — Райский уголок! Я хорошо сделал, что вытащил тебя сюда, Пауль.
— Гораздо приятнее было бы вместо тебя мне видеть хорошенькое личико девочки, — смеялся Пихт.
— В мужской компании есть свои прелести. А ну, остановись.
Пихт затормозил. Зейц подошел к обрыву. Далеко внизу вязала петли узкая горная речка. Чешуйки солнечных бликов, как ртутные шарики, плясали на ее поверхности. Вдоль речки тянулся лентой темный еловый лес, а чуть дальше на взгорье упрямо взбирались клеточками возделанные поля.
— Закусим? — предложил Зейц.
— Давай, — Пихт достал из багажника саквояж с едой и коньяком.
Вид гор, крепкий, с чуть маслянистым привкусом Французский коньяк, чистый и какой-то звонкий горный воздух настраивали на откровенность. На это и рассчитывал Зейц.
— Я не хотел приглашать Вайдемана потому, что хотел с тобой посоветоваться, Пауль, — проговорил он, когда почувствовал, что Пихт захмелел. — Мне кажется, что Вайдеман совсем не тот, за кого мы его принимаем.
— Почему?
— Перед тем злополучным полетом у него вдруг повысилось давление… Наверняка он знал, что «Альбатрос» разобьется.
— Может быть, это просто совпадение.
— Довольно странное совпадение. Показать себя перед высшими чинами люфтваффе, в случае успеха хапнуть пятнадцать — двадцать тысяч марок — Вайдеман не устоял бы перед таким соблазном.
Пихт пожал плечами.
— В последнее время, — продолжал Зейц, — он довольно тесно сошелся с Юттой. Вайдеман… Ютта… Хейнкель!
Пихт вздрогнул. Это заметил Зейц, нарочно сделавший ударение на последнем слове.
— Или русские? Или англичане? — Зейц опрокинул еще одну рюмку.
Теперь он и сам захмелел. Горы поплыли перед глазами. И речка в долине размылась в какое-то ничто.
— И тебя я вижу насквозь, Пауль. Хитришь все, хитришь…
Пауль рассмеялся.
— Конечно, Вальтер. Ты давно заметил — это у меня в крови. Но другим же сразу не станешь…
— Мы с тобой связаны одной веревочкой… Хорошо бы тебя шлепнуть вот здесь, и я был бы спокоен.
Читать дальше