Журнал - «Подвиг» 1968 № 03

Зандлер? Труслив, малоопытен в таких делах, и вообще ему нет никакого смысла работать на русских весьма сомнительным методом. Гораздо проще передать им всю документацию того же «Альбатроса».

Ютта Хайдте? Умная, сообразительная девушка. Но она не может знать многого, о чем сообщают телеграммы.

Зейц? Зейц — черный рыцарь рейха…

Коссовски много прожил и видел всякое. Иногда интуитивно он угадывал жизнь и желания других. Он привык думать и делать как угодно, но не шаблонно. Шаблон — враг любого человека, тем более контрразведчика. Внутренне Зейц всегда чем-то неуловимым раздражал Коссовски. Но раздражение, настороженность в этом случае плохие союзники. Стало быть, Зейц вряд ли может быть тем самым загадочным Мартом. В противном случае он оказался бы супер-разведчиком, строя для надежности отличную крышу в Швеции и Испании…

Механик Гехорсман? Коссовски раскрыл его дело. Нет, Гехорсман не может. Правда, Зейц пытался связать его имя с пропажей радиостанции у самолета Ю-52. Но у Гехорсмана оказалось надежное алиби.

Вайдеман? С послужного списка на Коссовски глянуло широкое и волевое лицо Альберта. Отчаянный парень, твердый товарищ… Далеко же в таком случае пошел капитан Альберт Вайдеман!

Пихт? К Пихту Коссовски относился как-то двойственно. Он вообще недолюбливал баловней судьбы. Пронырлив, легкомысленно весел, смел до безрассудства, но не слишком умен. Пихт не может быть разведчиком. Ему не хватило бы терпения и логики, тон логики и последовательности, с какой работает Март, водя за нос всю контрразведку.

Регенбах? Милейший салонный Эви… В последнее время Коссовски даже сдружился с Эвальдом — с ним можно было работать, не опасаясь подвоха. Несколько раз Регенбах даже защищал Коссовски, давая самые лестные характеристики своему подчиненному. А это для начальника — редкое качество. А вдруг Эвальд — русский агент?

Но откуда тогда у него потрясающая осведомленность о деятельности Мессершмитта в далеком Аугсбурге? Что-то Коссовски не помнит, чтобы Регенбах просил какие-либо материалы, касающиеся работы над реактивными самолетами…

В дверь постучали. Коссовски машинально прикрыл газетой бумаги на столе.

Вошел Регенбах.

— Что нового, Зигфрид, сообщает пресса? — улыбнувшись, спросил Регенбах.

— Ерунду, — махнул рукой Коссовски. — Эхо, так сказать, московской битвы. Американцы пишут: «На обагренных кровью снежных полях России сделан решительный шаг к победе». Англичане выражаются еще лестней: «Мощь русских Вооруженных Сил колоссальна и может сравниться только с мужеством и искусством их командиров и солдат. Русские войска выиграли первый тур этой титанической борьбы, и весь свободолюбивый мир является их должником».

— Я не люблю газет, — зевнул Регенбах, — но любопытно, что пишут наши?

Коссовски пододвинул «Фолькишер беобахтер» с речью Геббельса.

— «Наши доблестные войска оказались раздетыми. Нельзя было учесть много мелочей, в которых нуждаются теперь германские солдаты. Немец должен отдать не только то, что у него лишнее, но и те вещи, которые ему самому нужны…»

Регенбах усмехнулся.

— Да, из мелочей складываются и победы и поражения. — И, помолчав, положил руку на плечо Коссовски. — А вас не насторожило, Зигфрид, что одна из телеграмм, посланная раньше из Брюсселя, была тоже подписана Мартом?

— Мне кажется, что Март пользовался несколькими станциями — и в Брюсселе, и в Аугсбурге, и в Лехфельде. Меня не удивит, если скоро мы перехватим его берлинскую телеграмму и тоже расшифруем.

— Да, вы правы, капитан. — Регенбах отошел к окну и долго стоял, глядя на низкое лиловое берлинское небо.

В этот момент Коссовски успел положить бумаги в стол. До конца дня оставалось немного, и Регенбах, как всегда, не даст ему больше работать.

— Я плохо еще разбираюсь в ваших делах, Зигфрид. Ужасно скучная работа. Но скажите, могут быть Перро или Март не русскими, а, скажем, немцами?

— Могут, — глядя прямо в глаза Эвальда, ответил Коссовски. — Но это особые немцы, которых нам с вами трудно понять. Московское сражение — это еще малая неудача. Большинство немцев уверены в нашей абсолютной победе. Они идут на смерть, гибнут от ужасной зимы и русских пуль, но знают — после победы получат много хорошей русской земли, леса, заводы, моря…

— Н-ну, а те ваши особые немцы?

Коссовски насторожился. Ответ может показаться Регенбаху слишком смелым. И все же, помедлив, Коссовски сказал прямо: