Алексей Качалов - Ампутация Души

Но бабка, как водится, не поверила врачу и повсюду трезвонила: «Ой, плох батюшка-то, ой, плох! Не подымется теперь».

Вскоре эти слухи дошли и до Пафнутия, который за несколько месяцев до этого был прислан епархией в помощь Никодиму — тот, ввиду своей старости, уже не справлялся со всеми своими обязанностями. Никодиму этот Пафнутий как-то сразу пришёлся не по сердцу, да и прихожанам не больно-то нравился. Ходили слухи, что этот Пафнутий — бывший зэк и что, хотя он и иеромонах, но зелёный змий, золотой телец и женщины лёгкого поведения очень даже его интересуют, и еще много чего рассказывали.

Узнав о болезни Никодима, Пафнутий, чтобы окончательно не уронить авторитет, решил зайти к тому. «У, явился-таки, — бубнила себе под нос бабка Авдотья, глядя на попа. — Ругались они с Никодимом, а всё равно, глядишь, пришёл».

От Пафнутия разило перегаром, на левой щеке красовался свежий засос. Никодим, который до этого не мог, а может и не хотел даже пошевелиться, едва заметив Пафнутия, вдруг сел на кровати, а затем и на ноги поднялся и исступлённо закричал на того, потрясая кулаками:

— Богохульник! Святотатец! Христопродавец! Иуда! Анафема! Окаянный!..

Тут ноги его подкосились, и он рухнул на пол. Словно рыба, выброшенная на лед, он беспомощно шевелил губами, хватая воздух. Но и сквозь тяжелую одышку Никодим продолжал твердить слова Христа:

— Никакой слуга не может служить двум господам; ибо одного он будет ненавидеть и презирать, а другого держаться и любить. Не можете Богу служить и мамоне!

Лишь один Пафнутий догадался, что всё это значит. Присев над упавшим Никодимом, он произнёс:

— А чего я такого сделал? Церковь в аренду сдаю? А зачем зданию ночью пустовать — пускай непрерывно доход приносит. Теперь другие времена — капитализм. Из всего надо выжимать всё возможное, иначе ноги протянешь. В наше время всему есть цена. Даже самому бесценному.

— Христопродавец, души в тебе нет, ирод, — молвил Никодим.

— А зачем она? По нынешним временам содержать душу — одно сплошное разорение. Она только мешает жить.

— Страшный суд ждет тебя, святотатец!

— Где? Там? А есть ли что Там? Нет уж, лучше урвать от жизни все еще здесь. Будущая загробная жизнь переместилась в настоящее. Достигни земного рая, а как — неважно. Такой вот теперь девиз.

— Но ты ведь…

— А, служить Богу еще не значит верить в Него. А кому я церковь сдаю — меня не касается. У нас сейчас свобода вероисповедания — кому хочешь, тому и верь. И мне плевать, кому они там служат — самое главное, чтобы деньги капали. А деньги не пахнут.

— Деньги пахнут адом! — собрав последние силы, громко и четко проговорил Никодим. Это были последние, осознанно произнесенные им слова.

В этот момент Авдотья с ухватом в руках накинулась на Пафнутия:

— Уйди, уйди, окаянный! Не видишь что ли — плохо ему.

Поп поднялся и, выходя, добавил:

— Мы — новое поколение. Нам править. А вы своё отжили. Так не путайтесь под ногами!

Скипидарыч тяжело дышал и совсем почти сполз на землю.

— Коля, ты понимаешь, что всё это значит?

Деснин сидел, уставившись в пустоту, и молчал.

— Вот и я понял. Всё подтвердилось. Ну я и пошёл прямо в церковь к Пафнутию.

Пришёл, значит, и говорю ему прямо: страшные, мол, вещи я знаю. А он: ну так исповедуйся, облегчи душу, покайся. Хм! Было б перед кем каяться! Заявил я ему прямо в лоб: ты, сволочь, Никодима угробил!

— Дурак ты, Скипидарыч, — Деснин, казалось, наконец-то вышел из оцепенения. — Он же тебя и убрать мог. Ты же свидетель, понимаешь… Слушай, а ты говорил Пафнутию о Мокром?

— Да, и о тебе сболтнул, что повез жалобу…

— Все ясно. Это он меня Аббату и сдал.

— Так выходит. А вот тебе сейчас будет и еще одна улика, — Скипидарыч протянул школьную тетрадку. — Здесь все про Пафнутия, я давно записываю, уж покойнику-то поверят.

— Какому покойнику? — не понял Деснин.

— А ты думаешь, чего я прямо посреди дороги уселся? Уж какой бы пьяный ни был, а хоть в кусты бы, да уполз. Холодно…

— Э, эй, Скипидарыч, ты чего несёшь?

Вместо ответа Скипидарыч отвёл руку от живота, показывая кровавое пятно на рубашке. Затем захрипел и повалился набок.

— Скипидарыч! Скипидарыч! — кричал Деснин, тряся того. — Скипидарыч! Ты чего?!

— Помираю я, Коля, вот чего, — угасающим голосом произнес Скипидарыч. — Как Никодим, все через Аббата твоего. Этот… Сначала про переход что-то пробормотал, а потом саданул ножом. Они и тебя…

Скипидарыч не успел договорить. Вязкая пена выступила на его губах, глаза остекленели, дыхание замерло.