Алексей Тихий - Рассказы для души

Алексей Тихий

Рассказы для души

Я сел в машину и помчался далеко-далеко, по таким дорогам, где нет людей, машин, туда, где часто случаются дни, когда наступает такая безмятежная тишина, что начинаешь задумываться, есть ли у тебя уши. Туда, где небо голубое-голубое, а ночью полное ярких звезд. Туда, где речушка с прозрачной водой петляет между лугов и лесов, а ветер шелестит березовой листвой.

Туда, где отдыхает душа, где спокойно и хорошо, где умиротворение поглощает тебя целиком.

Лесная дорога, пусть и не очень хорошая, приятное шуршание шин по асфальту, даже мелкие выбоины придают какой-то особенный вкус пути. Сотни километров позади. Усталости нет, горизонт зовет путника только вперед. Мелькают деревья, сквозь плотную хвою векового леса лишь изредка проскользнет солнечный лучик и на секунду ослепит глаза.

Дорога выходит из леса и направляется в гору. Сверху открывается великолепный вид. Луга и поля, все покрыто зеленым ковром, красотища-то какая! А вот поворот направо, здесь заросшая травой проселочная дорога, ведет вниз и петляет, и в конце ее храм! Старая полуразрушенная церковь, и березовая роща. Как же красиво и в тоже время грустно… Нет, все-таки я поверну туда.

Я медленно спускаюсь с горы по этой дороге. Ближе к низине местность слегка заболочена. Давно тут никто не ездил, это видно. Когда-то здесь вязли автомобили, рядом с дорогой валяются сгнившие доски и ржавая лопата.

А вот и церковь невдалеке. Останавливаю машину чуть поодаль, не решаюсь ехать, дорога совсем заросла в этом месте. Иду дальше пешком. Полная тишина, небольшой ветерок колышит высокую траву, поют птицы, мимо пролетел шмель и сел на цветок клевера.

Рядом с церковью старое кладбище. Редкие торчащие из земли кованые прутья говорят о том, что когда-то здесь была ограда. Надгробия покосились, большинство надписей стерлось временем, унесено ветром. Вокруг растут большие березы, их ветви шумят на ветру, как бы говоря мне о том, что когда хоронили этих людей, они были еще совсем маленькими… Я захожу по тропинке на территорию погоста, когда-то давно, наверное, это был центральный вход. Железная арка вся покрыта паутиной. Сидящий по центру паук как будто шепчет мне: «Вход воспрещен. Это моя территория, и только я ее охраняю». Я смахиваю с лица паутинки и подхожу к могилам. Уже трудно понять, кто здесь похоронен и когда, время унесло с собой все тайны. Но кое-где мне удается прочитать надписи. «Иван Никифорович Прохоров, 1795–1872. Елизавета Ярославовна, фамилии не видно, 1805–1893.» А вот еще и еще… Такие старые времена! Начинаешь задумываться о смысле бытия. Как жили эти люди? Чем занимались? Мне кажется, они были очень влюблены в свой родной край, и это подсказывает ветер, и чудное чувство какого-то невероятного спокойствия греет душу. От порыва ветра раздался едва уловимый звон. Это колокол завибрировал, но не выдал своего полновесного звучания. Силы недостаточно. Да и неисправный уже.

Так я иду меж могил, некоторые представляют собой просто небольшие заросшие бугорки… И вижу старенькую бабушку! Она стоит на коленях, преклонившись к надгробию, наверное, читает молитву. Никак не рассчитывал встретить здесь живую душу! Не буду ей мешать, обхожу тихонько стороной. Но она меня замечает. «Сынок, у тебя что, похоронен тут кто?» «Нет, бабуль, я так, случайно здесь»… Я подхожу к бабушке. На вид ей лет восемьдесят пять, а может и больше. Все лицо покрыто благородными морщинами, знаете, редкие такие лица стариков, но очень душевные. Как будто переживания, страдания, добрые и искренние чувства, вера и надежда нарисовали временем новый портрет на ее лице сквозь десятилетия. А ветер добавил щекам завершающий добродушный штрих.

«Вот, сынок, сижу, плачу. Я издалека пришла, моя изба аш в Кузнецово… Целый день сижу. Мои-то все померли, одна я осталась. Дед ушел пять лет назад, один сынок мой погиб в Афганистане, другой без вести пропал там же…И семьи завести не успели. Вот и хожу сюда, к могиле каждый месяц, сынок». Бабушка опять пригнулась к холмику. Глубокое сочувствие пронизало все клетки моего организма, но я не мог ничего сказать ей в ответ, и стоял, как парализованный.

Стоял и смотрел на нее. Сколько она выстрадала! Только скромный памятник с крестиком и размытыми временем фотографиями на керамике – это все, что осталось от ее близких.

«Ну ладно, сынок, пойду я, далеко мне путь держать, очень далеко». «Я помолюсь за вас, бабушка»-промолвил я, – а она уже пошла, опираясь на деревянную березовую палочку, и, наверное, меня уже не слышала. Как мне ее жаль! А чем я могу ей помочь?