Ольга Токарчук - Дом дневной, дом ночной

Мужчина с пилой время от времени возвращался, а мы в панике подхватывали с террасы чашки и запирали дверь. И наблюдали, с каким разочарованием он проходит мимо нашего дома, горланя на всю округу: «Эй, кому что-нибудь распилить? Кому распилить?»

Он проснулся от света солнца. Эрго Сум лежал в высокой траве в мелиоративной канаве. В двух метрах от него проходила дорога; слышался мерный конский топот и скрип телеги. Эрго был в одних брюках, к тому же разодранных в клочья. Кожа на груди испачкана грязью и, похоже, кровью. Он осматривал себя, ощупывал, проверял, цел ли. Оказалось, цел и невредим, но Эрго предпочел бы, чтобы источник крови был на его теле, пусть какая-нибудь царапина или порез. Тогда было бы по крайней мере ясно, что на нем его же собственная кровь.

Но Эрго Сум не был ранен. Он поднялся — закружилась голова. Она болела как-то странно, будто чужая, будто бы кровь в ней текла не так, как надо. В глазах рябило. Больше всего его волновало, как теперь добраться до дома. Каким образом попасть на свою улицу в центре города, где в эту пору все идут за хлебом и молоком или стоят у окон, поглядывая, какая на дворе погода, а мужчины бреются на балконах, чтобы не упустить ни секунды этого чудесного июльского дня. Ему и шагу не дадут ступить в таком виде, станут допытываться, дескать, что же такое стряслось с паном учителем, бросятся вызывать врача, с ужасом взирая на его раны. А может быть, они уже знают? Может, по округе уже колесит милиция, потому что найдено тело… Эрго Сум сел и посмотрел на свои ладони. Они были самые обыкновенные. Он пришел в себя. Решил, что пойдет как есть в милицию и во всем сознается. И отправился в путь, обрадовавшись, что наконец-то откроется кому-то, сдаст себя сам в надежные, заботливые руки. И пусть его быстро осудят, а за убийство положена вышка, поэтому пусть ему вынесут приговор и повесят, и крышка. Только к чему было так мучиться, чтобы теперь умереть преступником? Но это уже не его дело, он не знает и даже не догадывается. Некий Бог несет за это ответственность, некие боги, завсегдатаи пиршеств с оливками и виноградом, пусть будут в ответе.

По горе Анны он сориентировался, где находится. Далеко от города, километров этак в шести. Неподалеку пролегал старый туристический шлях, и еще в прошлом году он ходил по нему со школьниками. Внизу тек ручей, через который был переброшен необычный каменный горбатый мостик. На карте он значился как Бухгалтерский мостик. Да, Эрго Сум знал, где очутился. Этот состоящий из нескольких домов хутор — Петно. Отсюда ведет дорога прямо к шоссе и в город. Он прибавил шагу, а потом припустил бегом.

В Петно, сразу же за мостом, на маленьком подмокшем лугу стояла группка безмолвных людей. Завидев Эрго Сума, они пришли в движение, и между их ног он увидел огромное тело мертвой коровы. Она лежала на боку со вспоротым животом, на окровавленной траве валялись ее внутренности. Эрго Сум непроизвольно зажал рукой рот, но уже не мог остановиться, он должен был туда подойти. Люди расступились, освобождая ему место. У всех были серые, некрасивые лица, пепельно-седые волосы и потрескавшиеся губы.

— Пес загрыз корову, — сказал старик с перекошенным лицом.

— Боболя собака, — добавила женщина с маленьким ребенком.

— Ну уж нет. Моя была на привязи.

Это, надо полагать, был Боболь; на него тут же набросился худой, как щепка, мужичонка с сигаретой:

— Врешь, ты ее только что привязал.

— Боболь не следит за своими собаками. Не знает даже, сколько их у него, — заявил старик и взглянул на Эрго Сума.

Эрго Суму стало не по себе: он уже понял, что произошло. Наверное, даже находил в мыслях какие-то отпечатки ночных событий, а может, ему так только казалось. Он чуть было не крикнул, не заорал, не завыл, но схватился за горло. Странное это было движение, и деревенские взглянули на него с любопытством. Тем временем от группы отделился похожий на гнома Боболь — низкорослый, коренастый и небритый. Он решительным шагом подошел к огромному черному псу на короткой цепи. Пес заскулил и прижался к земле, видно, почуял свою смерть. Боболь поднял толстое полено, замахнулся и рубанул его по голове. Пес взвизгнул так пронзительно, что некоторые женщины вздрогнули, потом мягко повалился на бок и замер. Из-под головы струилась кровь.

Тут Эрго Сум рухнул на колени на мокрую траву, возле туши коровы и между ног серых людей — и зарыдал. Люди смотрели на него с удивлением и обменивались насмешливыми взглядами. Их стальные глаза блестели.