Ольга Токарчук - Дом дневной, дом ночной

После обеда я пошла попрощаться с ней и напомнить, чтобы она зажгла лампадку от нас на могилке ребенка Фростов.

Я вошла в дом, но он был пуст. На столе лежала иголка с вдетой ниткой и стояла массивная оловянная тарелка, самая приметная вещь в доме Марты. Я села за стол и прождала ее, наверное, час или два. Беленые стены отражали мое дыхание. Я водила пальцем по замысловатому рисунку на металле. Не жужжали мухи, не потрескивал в плите огонь. Было так тихо, что я слышала собственное тело — оно жило.

Я знала про дверь в подвал, она была позади меня. Дверь была притворена, но замки висели на скобе открытые, готовые защелкнуться. Я могла бы встать, открыть эту дверь и спуститься вниз. Могла бы лечь рядом с Мартой в темноте и сырости, среди куч картофеля, которые ждут весны. Так я думала, хотя трудно о чем бы то ни было думать в доме Марты; он как губка, которая всасывает мысль прежде, чем та возникнет. И ничего не дает взамен, ничего не обещает, не обманывает, в нем нет будущего, а прошлое он превращает в предметы. Дом Марты похож на нее: как и она, он ничего не знает — ни Бога, ни его творений, ни даже самого себя, знать ничего не желает о мире. Живет настоящей минутой, одним «сейчас», но огромным, растянутым во все стороны, гнетущим, не подходящим для человека.

Потом вдруг спустились сумерки, я даже не заметила, как стало темно. И сидела бы так, загипнотизированная собственным дыханием. Не очнулась бы, если бы не эта старая оловянная тарелка — она отливала тяжелым, матовым, мерцающим светом, наполняла им всю кухню, освещала мои руки, цепляла тени к вещам. В ней отражались все будущие и прошлые полнолуния, все ясные, усыпанные звездами небеса, пламя всех свечей, и огоньки всех лампочек, и холодные струи всех люминесцентных светильников.

Р. рассказывал, что в детстве читал по облакам, во всяком случае, так ему это запомнилось.

Облака складывались у него в отчетливые образы — силуэты животных, корабли и парусники, стада белых овечек, которых понизу гонит сизая быстроногая овчарка, машины, даже пожарные; иногда бывали и чудовища — змеи, драконы, разверстые пасти на коротких ногах, крылатые летучие скелеты. Когда Р. пошел в школу, он стал видеть цифры и символы. Иногда у него на глазах производились математические действия — расплывчатая Двойка прибавлялась к пузатой Тройке, и в конце ветер приносил загогулину Пятерку. Им на смену пришли более сложные действия. Во втором классе он таким образом выучил таблицу умножения. Из окна, выходившего на железнодорожные пути, ему открывался клочок неба. С одной стороны облака всегда были с красноватым или оранжевым отливом, их расцвечивало пламя коксового завода. На этой гигантской школьной доске он видел всю небесную алгебру. Из таблицы умножения особенно ему запомнилось «Семью Восемь», поскольку было самым противным, никак не заучивалось. Семерка походила на кривобокий рогалик, Восемь — на два слипшихся облачка. Далее следовало их произведение: Пять — немного смазанный крючок, и поразительно отчетливая Шестерка, по-видимому, завиток от какого-нибудь реактивного самолета. Р. часами просиживал на окне и смотрел на небо. В седьмом классе, когда он влюбился, чередой пошли сердца и четырехлистный клевер. Позже он наблюдал и другие знаки — «пацифик» [43] Пацифистский символ в виде обведенного в кружок следа перевернутой голубиной лапки. величиной в полнеба, который плавно проплывал над городом с запад на восток, огромное Дао, замеченное в студенческие годы над замком в Болькове. Наконец пришло время заняться более важными делами, чем глядеть в небо. Недавно Р. решил, что вот теперь, между тридцатью и сорока годами, все будет особенно хорошо видно. Поэтому он недавно купил у русских штатив и, как только наступит весна, установит на нем фотоаппарат на восточной террасе дома. Объектив наведет на небо, поверх макушек двух елей-близнецов, и так фотоаппарат простоит до осени. Ежедневно Р. будет делать один снимок, даже если небо затянет совершенно беспросветной серостью. Р. уверен, что у нас из этого что-нибудь получится, и к осени на фотопленке мы увидим логическую прогрессию небесных сфер, которая непременно будет что-то значить. Можно будет сложить все фотоснимки, как паззл. Либо наложить один на другой в компьютере. Либо при помощи какой-нибудь программы из всех вычленить одно небо. Вот тогда-то мы всё и узнаем.