Энн Ветемаа - Снежный ком

— Пошли и мы. — Пеэтер подтолкнул его к дверям. Использует как ширму, рассердился Калев и тут же растревожился еще больше: а ну как потребуют пропуск или пригласительный, бывают разные, и с отрывным контролем…

Но все было тихо. У гардероба, правда, стоял какой-то столик, там, надо думать, регистрировали делегатов, но девушка, занятая шлифовкой ногтей, и глазом не повела в их сторону.

— Ты уже зарегистрировался? — приторным тенорком спросил Пеэтер, и Калеву захотелось двинуть ему: если девушка услышала, подзовет к своему столу, а там быстро выяснится, что человека по имени Калев Пилль сюда не звали.

— Успеется, успеется, — пробормотал он и, спускаясь с лестницы, ускорил шаги. В эту минуту наверху хлопнула дверь, и по нарастающему гулу голосов Калев понял, что начался перерыв.

Все потекли в буфет, кто — чинно, благородно, кто — вприпрыжку, обгоняя общий поток. Калев и Пеэтер пошли туда же. Пеэтер взял бутылку лимонаду и бутерброд с икрой. А Калев, который никак не мог освоиться, решился и взял пиво. Обычно пиво пили более молодые и самоуверенные, люди постарше предпочитали лимонад, давая понять, что нужный обществу человек должен в первую голову печься о своем здоровье, да и, в конце концов, не в том мы возрасте, когда… Калев заметил, что отличившийся Прийт взял целых пять бутылок «Жигулевского» и, побрякивая ими, гордо продефилировал посредине буфетной. Всем своим поведением он словно заявлял: вот я, человек, который что хочет, то и делает. Ему-то что, подумал Калев Пилль.

Мужчины в летах потягивали морс и лимонад. В своих темных костюмах они казались состарившимися мальчиками, и, как мальчики, они прятали неловкость за шуточками, не всегда остроумными, ко неизменно вызывающими солидарный смех. Калев посочувствовал им, да и самому себе — ведь он тоже почти ветеран. Надежная старая гвардия — то ли не сумели, то ли душа не лежала подыскать работенку подоходнее: так жизнь и прошла в бумагах, анкетах, бюллетенях, за полночь писались праздничные речи. Втайне многие лелеют надежду спокойно дотянуть до пенсии — только бы ничего не стряслось! А ведь когда-то были орлами! Конечно, в своих кабинетах, красных уголках или бог знает в каких комитетах они и сейчас куда храбрее, чем здесь, на подчиненных иной раз и кулаком по столу могут трахнуть. Сгоряча, может, и трахнут, но потом остынут и опять заведут рассказы, что вот в последний раз в Таллине на семинаре кончали, как водится, небольшим междусобойчиком и сам товарищ Икс был вначале, а товарищ Игрек — до конца, здорово принимает, он и держится дай бог каждому, парень жох!.. Женам и детишкам они всякий раз везут полные сетки бананов или апельсинов: каждый — примерный семьянин. Калеву Пиллю знакомы все их радости и горести: сам четверть века принадлежал к этой братии. Когда колхозы только-только становились на ноги и на трудодень давали немного, они со своим твердым заработком были людьми обеспеченными, а теперь многие приносят в дом меньше дражайшей половины, особенно если та работает скотницей. Конечно, людей воспитывать куда проще, горько усмехаются мужья.

— Видишь того лысого в красном галстуке? Ну, вон, красный до ушей? — Пеэтер тронул Калева за локоть. — Его, бедолагу, утром так чихвостили, только пыль летела…

У самого Пеэтера Линда с шевелюрой тоже было не густо, скорее, наоборот, но это «лысого» он произнес со злорадным наслаждением.

— Ишь, краснеет, как помидор… Паэранд всыпал ему по первое число. — Тон его стал серьезным и осуждающим: — И поделом! Нельзя же так выполнять директивы: у этого типа на весь район одна-единственная настольная газета на одной-единственной ферме. А наглядная агитация — на нуле.

— Кто он такой?

— Альберт Розаокс… Блеск фамилия, да?

Бедняга Розаокс рдел и впрямь как розан и сам, должно быть, подозревал об этом. Однако чтобы не стушеваться, он выбрал самый неверный путь: разыгрывал олимпийское спокойствие, делал вид, что это «только пыль летела», ему до лампочки. Тоже мне делов!.. Пухленький, уже немолодой человек замысловато пританцовывал, хихикал, отхлебывал пиво. Он без умолку, брызжа слюной, размахивал руками, выкрикивал что-то игривое в адрес женщин за соседним столом. Ох, как он старался предстать перед всеми греховодником и весельчаком! Из кожи вон лез! А веяло от него истеричной лихорадочностью, и женщины, едва слушая, отделывались от него наипрохладнейшими улыбками. И только подливали масла в огонь. Этому человеку все подливало масла в огонь. Вот он зашептал что-то ближайшим соседям. Калев Пилль, сочувственно следивший за ним, готов был поспорить, что какой-то анекдот, и, по всей видимости, скабрезный.