Энн Ветемаа - Моя очень сладкая жизнь, или Марципановый мастер

Я нахожу старые марципановые формы и нюхаю их. Далекие, сладкие запахи юности. Я дергаю старый, пыльный ящик, перед которым пауки сплели свою сеть. Он открывается неохотно, со скрипом. И что же смотрит на меня оттуда? На дне ящика я нахожу марципановое яблоко — осеннее полосатое, свою первую работу. Но там есть что-то еще — хрупкое чудо, бабочка, сохранившая в темноте ящика свои яркие краски. Словно ей вот-вот захочется взлететь.

Я не решаюсь обернуться к дверям, потому что, вполне возможно, там будет стоять мой дедушка в черном костюме деревенской шерсти. И он скажет:

"Эта бабочка у тебя отлично получилась, мальчик. Я вчера видел, у нас на окне уборной сидела точно такая же…"

В последние секунды перед глазами утопающего проходит вся жизнь. Я не собираюсь тонуть, но ведь и меня жизнь забросила в штормовые волны. И в совсем незнакомом месте. И в моем воображении скользит ряд картинок: то, как дед меня наказывал, и наш вишневый сад, и как мне написали на голову, и Анти, и ингермандландка Лиза. И, конечно, те вечерние часы, которые я провел здесь. Я все еще держу на ладони свою бабочку.

Но потом через затуманенный квадрат окна я вижу, что во дворе пошел снег. Хлопья размером в ладонь. Я ведь почти не бывал зимой в деревне.

Я выхожу во двор, деревенские псы лают в радостном удивлении — некоторые, наверное, видят снег впервые и от этого приходят почти в бешенство, — разлапистые липкие хлопья все падают и падают. Удивляюсь и я, я рад и глуп, прямо как какой-нибудь человечек из мира Брейгеля.

И тут я начинаю присматриваться к снежинкам на моих шерстяных рукавицах. (Связанных деревенской бабушкой; я нашел их в кухне, где они ждали меня десятки лет.)

Я бы справился со снежинками из марципана. У этих хлопьев такие разные узоры, и их можно было бы сделать всевозможных размеров. Но они непременно должны быть снежно-снежно-снежно-белыми. Может быть, даже с синеватым оттенком. Цукерман, которого я глубоко уважаю, едва ли сумел бы добиться такого белого цвета. Ведь марципан чуть желтоватый. Ну, конечно, только если ты не можешь сделать совсем белый. А Цукерману я бы без долгих разговоров передал свою премудрость.

Совершенство симметрии снежных хлопьев содержит в себе тайну. Великую тайну. Наша жизнь — а что она такое, если не беспокойные метания между двумя великими симметриями: между Началом и Концом — симметрия, которую illocalis разрушил, вероятно, для того, чтобы самому себе дать представление о самом себе…

Но какой из меня мыслитель обо всем этом?! Моя задача — покрывать формы двойным слоем серы, а потом еще кое-чем (рецепт чего я не спешу сообщать всем и каждому!), потому что иначе эти нежнейшие хлопья оттуда целыми не достанешь. Ох, работы у меня хватает!

На миг вспоминаются мне эти самые унаследованные деньги. Но сейчас я не позволю ничему нарушить мое состояние. Ничего, мы справимся с этим упавшим снегом на голову. Я надеюсь, что меняющаяся Катарина вскоре освоит это искусство, как можно быстро-быстро потратить много-много денег. Она ведь естественная и талантливая женщина.

Моя жизнь находится в точке золотого сечения, и если мой друг Верховный Иегова даст этому свершиться, то люди еще увидят марципановые снежные хлопья. Но они будут такими хрупкими, что их надо будет сразу класть на мелкие опилки. Как всегда делали Штуде. И вы обращайтесь с ними нежно!

Может быть, в ближайшем будущем вы не найдете моего имени в справочниках. Кто знает, повесят ли мне на шею государственные награды. Приличная история марципанового искусства, к сожалению, тоже еще не написана. Но это не самое большое несчастье…

Я иногда думаю еще о том, что если выстроить всех этих ясноглазых Теэле и Арно, Юсси и Трийну, которые уплетали прошедшие через мои руки тонны марципана, то из них получилась бы новая Балтийская цепочка!

Вы когда-нибудь наблюдали, как дети изучают сделанное из марципана? Это не обязательно неземные мадонны или зеленые скрипачи; дети и довольно простых свинок и заек воспринимают очень серьезно. Они вовсе не собираются сразу их съесть. Вначале они смотрят, потом нежно прикасаются, потом нюхают. И, наконец, маленький язычок начинает лизать брюхо поросенка с огромным розовым бантом. Лижет виновато… Фрески фра Анжелико гениальны, но кто полезет туда, на потолок, их лизать? А часто ли гладили нежно микеланджеловского Давида?

Я гуляю взад и вперед по своей первой марципановой мастерской. Думаю о своей жизни. Я пережил несколько государственных строев и общественных формаций. И, переживая их, я постоянно развивался, менялся, обновлялся. Я обратил внимание, что каждый новый строй одновременно гораздо хуже и гораздо лучше прежнего… Наверняка! Кстати, если задним числом подумать, то во всех пережитых эпохах всегда было что-нибудь приятное! И во все эти времена я, выразимся старомодно, выполнял работу сахарных дел мастера.