Энн Ветемаа - Лист Мёбиуса

Как видно, Марта вполне довольствовалась ролью громоотвода и, надо полагать, именно поэтому глаза ее сквозь слезы светились гордостью.

Вероятно, именно так и обстояли дела, о чем свидетельствовало поведение Марты: она, взглянув на часы, сперва испугалась, а потом озарилась радостью и сказала:

— Ага, мне снова будет взбучка! Я должна была выполнить одно спешное поручение, а сама, видите ли, расселась тут и распустила нюни! Ну, сейчас он мне выдаст по первое число…

И она, перебирая короткими ножками, опрометью кинулась к больнице, где одинокую женщину ждало ее разгневанное божество.

— Страстотерпец! — воскликнула она, употребив неизвестно откуда появившееся в ее лексиконе слово.

Пент медленно поплелся следом.

Доктор, вы поинтересовались, кстати, весьма корректно тем, как я отношусь к алкоголю. Я и зеленый змий? Так что попытаюсь ответить честно и нелицеприятно.

По правде сказать, сия лихая напасть меня не миновала. В прошлом был период, длившийся примерно три года, когда она навалилась на меня и держала очень цепко. Обычно у человека, попавшего в такую передрягу, стараются выяснить, что же его толкнуло к злому зелью, связано ли это с наследственными факторами или жизнь дала трещину; некоторые весьма доброжелательные и простодушные люди готовы свалить вину на скверные пережитки прошлого. Доводилось мне слышать, что бациллы чумы и столбняка могут поджидать свою жертву, притаившись в земле, десятки и даже сотни лет, чтобы затем неожиданно наброситься на нее; что-то не больно верится в подобные хмельные микробы, впрочем, если кому-нибудь нужны смягчающие обстоятельства, чего не порадеть людям. Легче все свалить на других!

Впрочем, в моем случае нельзя полностью отрицать пагубного, разлагающего влияния капиталистического лагеря, ибо мне очень часто, порой несколько раз в неделю, приходилось иметь дело с иностранцами, в том числе с представителями загнивающего мира. Причем они с превеликим удовольствием продолжали загнивать и в нашей стране. Почти всякое посещение крупной делегации либо симпозиум кончались банкетом (кстати, «симпозиум», кажется, и означает в буквальном переводе «пиршество»), лишь редкие гости являли западную скромность и аристократическую сдержанность духа. Маловато осталось джентльменов с манерами Теннисного клуба!

Финны, братская народность лесозаготовителей и бумагоделателей, весьма уважительно относились к водке (особенно к «Виру валге»), немцы — правда, более скромные — всем напиткам предпочитали… водку, французы, изобретатели шампанского и красных вин (они приезжали к нам реже), находили, что весьма любопытно отведать для разнообразия водочки. Гости из наших крупных республик (их было больше всего и они далеко не самые сдержанные) утверждали, будто все та же классическая забористая водка чище всех напитков и меньше всех подрывает здоровье…

Нелегкая у меня была должность. Недоставало тренажа, присущего дипломатам. Конечно, я не мог посетовать на полное отсутствие навыков — о них немного говорилось выше, — но до сих пор мои упражнения проходили в скромных студенческих рамках. Мы опрокидывали по окончании сессии, иногда после какого-нибудь особенно ответственного экзамена, но в общем-то редко. Химик Пент С. потреблял горячительное от случая к случаю и по-дилетантски. А теперь потребление становилось профессиональным и систематическим. Представительские обязанности могли сделать меня запойным пьяницей, безнадежным алкоголиком, буквально босяком. Может быть, оно и к лучшему, поскольку такого служащего уволили или по меньшей мере перевели бы на какую-нибудь другую работу, хотя товарищ, мистер, герр и месье Пент С. почти никогда не компрометировал свое высокое государственное учреждение. Правда, он напивался, ну скажем, до средней степени опьянения, но, как порой говорится, «с катушек не валился». Однако постепенно становился хроническим алкоголиком: поправлять голову приходилось по крайней мере через день и одно место на пиджаке против внутреннего кармана требовалось часто гладить, поскольку там отпечатывался след славной плоской бутылочки, которую приходилось постоянно носить с собой — иначе не удавалось унять дрожь. Ведь они посещали не только рестораны, они бывали на предприятиях, в общественных местах и Пент был всегда обязан давать исчерпывающую и вместе с тем остроумную информацию.

Особенно тяжелыми были ночи после застолий. Жуткой была бессонница, которая рано или поздно начинает мучить любителей подобного образа жизни. Просыпаешься часа в четыре в холодном поту, тебя колотун бьет, как говорят посвященные, в углу притаилась банкетка, которая назойливо маячит перед тобой, смахивая на гигантскую лягушку… Ох, вспоминать противно!